Психотерапевтические истории. Хроники исцеления

Я сложил воедино хороший период Джинни, совпавший с моим отъездом, и последующую отмену занятия в пятницу, когда она вполне могла (хотя это было и не самое удобное время) прийти. Сегодня она была явно расстроена. Я спросил, а не предпочла бы она не приходить сегодня. С этого момента тон занятия изменился к худшему. В конце занятия я узнал, что она поняла меня неправильно и решила, что я не хотел ее дальнейших визитов. Когда все попытки заставить ее работать провалились, я попытался поставить перед ней вопрос, почему она продолжает терапию. Что она хочет изменить в себе? Нет более надежного способа вызвать обеспокоенность, чем подобный вопрос. Мой аналитик в Балтиморе, приятная старушка, всегда шокировала меня этим вопросом, когда я начинал валять дурака во время терапии. Джинни ответила, что через несколько недель она сможет принести эссе на 250 слов, в котором она объяснит, почему посещает занятия. Было очевидно, что она рассердилась и отношения между нами стали менее теплыми и более натянутыми, чем прежде. Она заметила, что когда я снял очки и посмотрел на нее, мое лицо стало таким же, как и у тех пассажиров в автобусе. Поработав как следует, я установил, что она этим хотела сказать: я больше не являюсь доктором Яло-мом и, возможно, еще менее другом. Раньше она считала меня особым другом, качественно отличая меня от остальных своих друзей.

Изменение ее отношения ко мне явно было вызвано моим предложением во время нашего последнего занятия рассмотреть возможность прохождения специальной гипнотерапии или секс-терапии Мастерса и Джонсона, раз она действительно считает своей основной проблемой неспособность достичь оргазма. Когда я сегодня повторил это предложение, она вдруг поняла, что отказалась от него, даже не подумав. Возможно, она в действительности не заинтересована в терапевтическом изменении. В какой-то момент она сказала, что не хочет идти к сексотерапев-ту, так как опять надо будет начинать все заново с новым человеком. Она не хочет заниматься этим и со мной, так как слишком стесняется работать конкретно с этим материалом (хотя именно этим мы постоянно занимаемся). Она к тому же подчеркнула, что с сексуальной точки зрения все происходит точно так, как и годы назад, и в этой области она, кажется, никакого прогресса не достигла. Поэтому она чувствует себя очень плохо, так как не работала в ходе лечения. Я высказал предположение, что это повод для ее разочарования во мне, ведь именно я должен ей помогать, но она с этим не согласилась.

Я отметил (возможно, это было коварно), что, может, этим утром она чувствовала себя обеспокоенной, потому что во время наших занятий у нее появляется симптом. Она согласилась, что, возможно, она намеренно старается меня разозлить. Она понимает, что любой будет злиться на человека, который будет говорить в течение часа так, как это делает она. Все это было не слишком убедительно. Я был озадачен происходящим во время сеанса и несколько раз сказал ей об этом, но успеха мы так и не достигли. Становилось только хуже. Она сделала несколько бессмысленных заявлений относительно своей решимости провести неделю благополучно, чтобы накопить интересный материал для следующего занятия. Все катилось вниз по спирали, а я чувствовал себя абсолютно бессильным и обескураженным.

Ну все, хватит об этом удручающем занятии. Джинни убеждена, что это настроение принесла с собой она, так как весь день она чувствует себя несосредоточенной. Может, так оно и есть. Однако весь сеанс я был очень расстроен и не могу не вспомнить, что именно такой сеанс у меня был всего пару часов назад. Так что я должен нести хотя бы частичную ответственность за такое непродуктивное занятие.

В конце занятия я отдал Джинни наши отчеты за последние шесть месяцев. Мы будем читать их до следующей недели.

21 февраля

Джинни

Чтобы хоть как-то обуздать себя, я, естественно, сунула в рот жвачку и прочитала часть ваших отчетов, прежде чем написать свой собственный. Это скрасит возможную безжалостность моего отчета.

Когда я вспоминаю занятие, я немного злюсь на нас обоих. На вас я сердилась, потому что вы так долго копаетесь в моем нудном, тревожном состоянии. Я, вполне естественно, полагаю, что вы пытались подобрать туфельку на мою больную ногу путем отбора ряда умозаключений: обеспокоена ли я, потому что мы пропустили две недели? А моя сестра? А Карл? Я была вашим добровольным помощником. Но, как оказалось, настроение и эмоции были просто прелюдией к моему угрюмому состоянию, и только человек Байера мог бы освободить нас от этой темы.

Так как я пришла уже побежденной, вы заговорили о ведущей в никуда терапии. Вы спросили, считаю ли я это терапией вообще. Полагаю, что, не подумав, я сказала «нет». И предложила написать двести пятьдесят слов о моих целях. Будь вы больше, чем друг, и считай я вас своим другом, разве мы могли бы добиться чего-нибудь?