Псионик

— Ему плевать на уважение и почтение. Эдуарду Залесскому…Он хотел выпендриться присутствием на вечеринке самого Ликвидатора. Да. Не удивляйся, я знаю свое прозвище. Было бы странно, если бы не знал. Его, конечно, как имя и фамилию не трубят на каждом углу. Но…тем не менее, большинство зовут меня именно так.

Полковник резко опустил ногу, которая была закинута на колено, и поднялся с кресла. Я же продолжал стоять, изображая на лице нагловатое недоумение. А время, тикает…тикает… Как же все это не вовремя… Правда, судя по тому, насколько спокоен Романовский и по тому, что сюда не бежит толпа людей, не хватает меня, он верит, будто общается с Костыревым. Хотя…а почему не верить? Я и есть Костырев. Я — Никита Костырев. Мудак и выпендрежник. Эту уверенность ни в коем случае нельзя отпускать из себя. Иначе прямо на глазах у Романовского произойдёт чудесное превращение кареты в тыкву.

— Так вернёмся к моему вопросу… — Полковник подошел к окну, встал рядом с ним и уставился на улицу. Теперь мне приходилось наблюдать его спину. — Почему ты, Никита, оказался в спальне хозяина дома? Неужто затеял что-то плохое. Ай-яй-яй… Нехорошо.

Романовский пялился в окно, и при этом продолжал вроде говорить со мной. Однако, голос у него был какой-то рассеянный, незаинтересованный. Он после своей фразы покачал головой и пощёлкал языком, наверное, дабы показать степень того, насколько нехорошо было бы, соберись наследник Костырева гадить Залесскому. Но выглядело это так, будто возмущается особист не по моему поводу, а тому, что видит на улице.

— Мы с Лерой играем в прятки. Она побежала куда-то наверх. Вот, лажу по комнатам, пытаюсь ее разыскать. — Ответил я спокойно. Слегка даже раздражённо. Костырев не привык держать ответ ни перед кем.

— В прятки? — Ликвидатор повернулся ко мне лицом. Выглядел он удивленным. Или специально изображал эту эмоцию. Не знаю… — Очень странное занятие для вас. Во-первых, вы уже не дети. Того и гляди скоро начнете принимать алкоголь и принесете присягу Империи, как каждый совершеннолетний гражданин. А во-вторых, прятки — это игра бедных кварталов. Зачем вам она?

— Ну, не знаю… — Я пожал плечами. — Стало интересно. Захотелось попробовать. А что? Запрещено?

Последний вопрос прозвучал как-то с вызовом. Вообще, этот человек, конечно, производит на меня сильное впечатление. Заметил это еще во время проверки. К счастью сейчас, может, из-за того, что я усердно считаю себя Костыревым и стараюсь не допускать ни капли сомнения в этом, ощущается просто неприязнь. Сильная, да. Но неприязнь, а не желание порвать его на много маленьких Романовских. И видимо, он чувствует в интонациях моего голоса это отношение. По глазам вижу, что чувствует. Смеется внутри. Внешне не демонстрирует, не показывает, но смеётся. Костырев для него — мелкий, вонючий щенок дворового пса, который считает себя крутым и матерым. Романовский в хрен не ставит ни Никиту, ни его папашу, ни всех, кто тусуется сейчас на улице.

— Конечно, не запрещено…У нас справедливый монархический строй. Каждый гражданин имеет право делать то или другое. Вопрос лишь в том, не повлечет ли его желание неприятные последствия. А ты…Ты мне сейчас врешь. Дело не в прятках.

Особист сделал несколько шагов вперед, остановился рядом с кроватью, потом со всей силы долбанул ногой по ее основанию. Вернее, внешне удар выглядел как обычный, лёгкий пинок. Но я видел, тряхнуло этот предмет мебели основательно.

Чемоданчик с грохотом выпал из своего укрытия. Залесский все-таки не особо большого ума человек. Кто ж такие тайники делает? Может, слишком уверен, что ни одна сволочь не посмеет. Однако, херня это, а не тайник.

Учитывая, что кровать стояла на высоких ножках, видел я этот вожделенный чемоданчик очень хорошо. Прямо даже прекрасно видел. Всего лишь метр, может, два до него. Руку протяни — и все.

— Думаю, тебе нужно вот это. Не так ли? — Спросил Ликвидатор, глядя на меня.

Он даже не наклонил головы, чтоб посмотреть, какой именно предмет выбил ударом. Значит, наверняка знал, что в кровати лежат деньги.

Я, как дурак, стоял молча. Пялился на чемодан. Потом поднял взгляд на особиста. Лицо его выглядело донельзя довольным. Он явно наслаждался всей ситуацией. Она его, по непонятной для меня причине, изрядно веселила. Говорю же, псих и есть. Самый настоящий.

— Ты не Никита Костырев. — Сказал Романовский счастливым тоном. Хотя, лично я ни черта хорошего в происходящем не видел. — Ты точно не он. А кто же… Кто же ты есть, а?

Полковник изобразил на лице задумчивость. Даже поднес указательный палец к губам, будто мысленно, в голове, перебирая варианты.

— Ах! Черт! Да все ведь яснее ясного! Вариантов немного. Один, точнее. — Продолжал кривляться особист. — Ты — псионик. Только человек со способностями мог бы натянуть на себя лицо, которое ему не принадлежит…И вот интересно мне…Как ты, крысеныш, проскользнул между пальцев особого отдела… М? Как понимать? Это ты такой шустрый или мои подчинённые — идиоты?