ПСС. Том 01. Детство. Юношеские опыты

<10 лтъ посл того дня, какъ было написано это письмо, я имлъ его въ рукахъ. Много разъ перечелъ я его, много провелъ часовъ, размышляя о немъ и стараясь понять то, что чувствовала maman въ то время, какъ она его писала, и много, много пролилъ надъ нимъ слёзъ — слёзъ печали и умиленія. Вотъ что значило это письмо: тяжелое, грустное предчувствіе со дня нашего отъзда запало въ душу maman, но она такъ привыкла не думать о себ, а жить только счастіемъ другихъ, что, предчувствуя несчастіе, она думала только о томъ, чтобы скрыть это предчувствіе отъ другихъ, и молила Бога о томъ, чтобы несчастіе это постигло ее одну. Для нея одной не могло быть несчастія: она жила въ другихъ. Наталья Савишна, которая обожала ее, наблюдала за ея всми поступками и движеніями и понимала ихъ такъ, какъ наблюдаютъ и понимаютъ только т, которые страстно любятъ, говорила мн, что она вскор посл нашего отъзда замтила перемну въ maman. Она была какъ будто веселй, безпрестанно занималась чмъ-нибудь, не сиживала, какъ прежде, когда бывало папа узжалъ, въ его кабинет посл чаю, не грустила, а очень много читала, играла и занималась двочками. Когда же занемогла, то, по словамъ Натальи Савишны, только во время бреду безпрестанно молилась и плакала, а какъ только приходила въ себя, то была чрезвычайно спокойна и всмъ занималась: разспрашивала обо всхъ подробностяхъ, касавшихся [?] до двочекъ и даже хозяйства.

Судя по разсказамъ Натальи Савишны и по первой части письма, мн кажется, что ее ужасала мысль, что она будетъ причиною горести для людей, которыхъ она такъ любила; внутреннiй же голосъ предчувствія не переставалъ говорить ей объ ужасномъ будущемъ. Она старалась подавить этотъ голосъ постоянной дятельностью, старалась не врить ему, однако врила, потому что старалась скрывать. Люди добродтельные не умютъ скрывать своихъ чувствъ; ежели они хотятъ лицемерить, то длаютъ слишкомъ неестественно. Въ первой половин письма видно желаніе показать совершенное душевное спокойствіе, когда она говоритъ о Максим, объ belle Flamande[150] и т. д., но зато въ иныхъ мстахъ, гд она говоритъ о примчаніи Натальи Савишны, проситъ отца общаться никогда не отдавать насъ въ казенное заведеніе и говоритъ о весн, ужасная мысль, которая не оставляла ее, проявляется и длаетъ странный контрастъ съ подробностями и шутками о приданомъ Любочки и съ словами о весн. Maman увлекалась въ противуположную крайность: желая скрыть и подавить свое предчувствіе, она забывала, какое для нея могло быть горе не видаться съ отцомъ и съ нами. У maman были странныя понятія о воспитаніи въ учебныхъ заведеніяхъ. Она почитала ихъ вертепами разврата и жестокости, но можетъ быть потому, что я привыкъ чтить ея слова и врить имъ, они мн кажутся справедливыми. Мысль о томъ, что дти переносятъ побои отъ наставниковъ въ такихъ заведеніяхъ, въ особенности ужасала ее. Изъ моихъ дядей (братьевъ maman) одинъ воспитывался въ учебномъ заведеніи, другой дома. 1-й умеръ человкомъ хилымъ, развратнымъ; другой самымъ добродтельнымъ. Должно быть этотъ примръ въ своемъ семейств былъ причиною этого отвращенія. Впрочемъ были и другія основанія, изъ которыхъ она большую часть изложила въ своемъ письм.>

*№ 30 (II ред.).

Maman была очень религіозна, но въ двухъ случаяхъ чувство ея не сходилось съ ученіемъ вры, и эти несогласія всегда были для нея упрекомъ. Она не могла врить, что со смертью душа перестаетъ любить тхъ, кого любила, и не врила въ вчныя мученья ада. «Вчныя мученья, говорила она, упирая на слово «вчныя» и растягивая его съ ужасомъ и горемъ: этого не можетъ быть». Одно изъ этихъ сомнній она выразила въ письм своемъ. Предчувствуя смерть, она разршила его и убдилась въ томъ, что не умираютъ чувства. Другое сомнніе, ежели было можно, я думаю, простится ей.

Что вторая часть письма была написана по-Французски, можетъ показаться страннымъ, но надо вспомнить воспитаніе, которое давали двушкамъ въ начал ныншняго вка. Притомъ у всякаго, который говоритъ одинаково хорошо на 2-хъ или нсколькихъ языкахъ, есть привычка въ извстномъ дух и нкоторыя вещи говорить и даже думать на одномъ язык, a другія на другомъ.

*№ 31 (II ред.).

Глава 25-я.[151] Нкоторыя подробности.

Maman уже не было, а жизнь наша шла тмъ же чередомъ — ложились мы спать въ т же часы и въ тхъ же комнатахъ; въ т же часы вставали; утренній, вечерній чай, обдъ, ужинъ — все было въ обыкновенное время, все стояло на тхъ же мстахъ, только ея не было. Я думалъ, что посл такого несчастія, все должно перемниться, и обыкновенная наша жизнь казалась мн оскорбленіемъ ея памяти. Первыя дни я старался перемнить свой образъ жизни; я говорилъ, что не хочу обдать, и потомъ надался въ буфет не въ урочный часъ. Когда пили чай, я уносилъ чашку въ офиціянтскую комнату, въ которой никогда не пили чаю. Спать въ старыхъ нашихъ комнатахъ, наверху, мн тоже было ужасно грустно, я почти не спалъ и, наконецъ, попросилъ позволенья перейти внизъ.