Хотя по приготовленіямъ, которыя мы нед
ли за дв могли замтить, мы и догадывались, что должно случится что-нибудь особенное, но эта неожиданная новость ошеломила насъ. Володя, поцловавъ руку Папа и помолчавъ немного, опомнился и сдержаннымъ голосомъ, за которымъ слышны были слёзы, передалъ порученіе maman. Вася разрвелся. Я не двигался съ мста, мн стало очень, очень жалко оставить maman, вмст съ тмъ мысль, что мы стали большіе, и что я могу утшить maman, пріятно пощекотала мое тщеславіе. «Ежели мы нынче демъ» — подумалъ я — «стало быть классовъ не будетъ, какъ я радъ; а впрочемъ лучше бы вкъ учиться, да не оставлять maman и не обижать бднаго Карла Иваныча — онъ и такъ очень несчастливь».Тысячи такого рода противор
чащихъ мыслей мгновенно мелькали въ моей разстроенной голов, и я стоялъ, не двигаясь, съ большимъ вниманіемъ наблюдая быстрое движеніе пальцевъ Никиты... Сказавъ еще нсколько словъ съ Карломъ Иванычемъ, о положеніи барометра и приказавъ Никит не кормить собакъ, чтобы посл обда на прощаньи выхать послушать молодыхъ гончихъ, папа противъ моего ожиданія отослалъ насъ учиться, [17] утшивъ однако тмъ, что вечеромъ общался взять на охоту. — Грустные и разстроенные, пошли мы подъ предводительствомъ еще боле разстроеннаго Карла Иваныча, ожидавшаго отставки, учиться. — Ученье шло плохо. Одинъ Володя, который всегда былъ твердъ, хотя и не повсничалъ по обыкновенію и былъ блденъ, учился, какъ и всегда: вс старые діалоги повторилъ прекрасно и подъ диктовку сдлалъ только одну ошибку. Вася былъ такъ разстроенъ, что отъ слезъ, которыя безпрестанно набирались ему въ глаза, не могъ читать и отъ рыданій не могъ говорить, подъ диктовку-же отъ слезъ, которыя, падая на его тетрадь, мшались съ чернилами, надлалъ такихъ кляксъ, что ничего нельзя было разобрать, какъ будто онъ писалъ водою на оберточной бумаг. — Карлъ Иванычъ, находясь сильно не въ дух, поставилъ его въ уголъ, твердилъ, что это упрямство, кукольная комедія, что надобно дать ему «шампанскую мушку» и требовалъ, что[бы] онъ просилъ прощенія, тогда какъ бдный мальчикъ отъ слезъ не могъ выговорить слова. —Я, какъ и всегда, учился дурно, и поэтому не обратилъ на себя особаго вниманія Карла Иваныча, который безпрестанно ходилъ въ комнату дядьки, и мн
слышно было, какъ онъ поврялъ ему вс несправедливости нашего дома противъ него, и какъ не умли цнить его услугъ и привязанности. —Я сочувствовалъ его горю, и мн
больно было, что два лица, которыхъ я люблю одинаково, — отецъ и Карлъ Иванычъ — не поняли другъ друга. Даже въ моихъ рукахъ всы правосудія покачнулись бы на сторону Карла Иваныча. Въ кабинет же, который былъ прямо подъ нашими окошками, мн слышны были голоса папа и maman, которые говорили громко, что́ [18] рдко случалось съ maman. Теперь-же она говорила съ большимъ воодушевленіемъ и, какъ я могъ замтить, про насъ. —Впосл
дствіи я узналъ отъ Мими, Любочкиной гувернантки, въ чемъ состоялъ этотъ разговоръ. —Случалось мн
слышать и читать, что по устройству дома, расположенію комнатъ какъ-то можно узнавать характеръ хозяина. Этого я не знаю и не умю, но что я всегда замчалъ, такъ это отношенія двухъ людей между собою по расположенiю комнатъ, ежели они оба живутъ въ одномъ дом, въ особенности въ деревн. —