ПСС. Том 01. Детство. Юношеские опыты

— Сколько разъ просила я тебя просить Государя объ узаконеніи нашихъ дтей, или сдлать сдлку съ Княземъ. Ты не соглашаешься на это. Я знаю отъ чего. Опять отъ того, что ты благороденъ и деликатенъ, но ты не знаешь того чувства матери и того страху сдлать несчастіе дтей, который заставляетъ меня говорить вщи, о которыхъ больно вспоминать, о которыхъ я не думала, но чувствую, и о которыхъ ты никогда не думалъ. Я твоя жена передъ Богомъ, но теб больно сказать передъ всми, что связь наша незаконная; ты боишься оскорбить меня, говоря и напоминая объ этомъ. Ты ошибаешься, твое благородство ввело тебя въ ошибку. Мн легче слышать, когда ты говоришь прямо, откровенно обо мн и моей страсти, чмъ когда ты говоришь такъ, что я вижу, ты боишься затронуть нкоторыя струны, какъ будто они постыдныя. Я давно уже дала себ и Богу отчетъ въ своемъ поступк, [24] я ничего не боюсь! Проси Государя узаконить дтей, говори прямо обо мн — мн легче будетъ. — Да, Alexandre, теперь только, когда я начинаю предвидть участь моихъ дтей, я начинаю раскаиваться. —

И Maman заплакала, ей больно было, что она увлеклась и невольно оскорбила отца. Онъ тоже былъ растроганъ, слезы были у него на глазахъ.

— Какъ можетъ раскаиваться ангелъ, прости меня. Приказывай мн, и я буду исполнять. — Это были только слова. — Но maman уже перешла отъ настроенности высокаго материнскаго чувства къ исключительному чувству любви къ одному человку. Отецъ просилъ простить его, ежели онъ виноватъ; общалъ исполнить все, ежели будетъ возможно; уврялъ въ любви, просилъ забыть этотъ тяжелый для него разговоръ. Нарисовалъ ей блестящую картину нашей молодости въ его дух, говорилъ, что перемнить теперь этаго невозможно, но что, бывши въ Москв, онъ будетъ хлопотать о узаконеніи насъ, возвратившись, возьметъ отъ нее вексель (онъ надялся выиграть довольно, чтобы отъ себя дать намъ достаточный капиталъ). Maman не имла, какъ я говорилъ, силы возвратится къ прежнему разговору и ослабла подъ припадкомъ нжности. Судьба наша осталась въ рукахъ отца, котораго ршеніе зависло отъ хорошей или дурной вены два вечера въ клу[б].

Долго еще сидли мы наверху, долго безсмысленно [25] смотрлъ я въ книгу діалоговъ. Карлъ Иванычъ былъ такъ взвинченъ, что и ршительно, кажется, никогда не хотлъ кончить несноснаго класса. Онъ безпрестанно сердился, сморкался, бгалъ к Н[иколаю] Д. жаловаться на всхъ и на все и даже зажмуривалъ глаза, когда мы ему говорили наши уроки, что́ было всегда признакомъ очень дурнымъ для насъ.

Онъ даже сказалъ, что мы не дти, a медвди, и что такихъ дтей ни въ Саксоніи, гд онъ жилъ у богатаго отца, который былъ арендаторомъ, ни у Енералъ-Спазинъ, [у]кого онъ жилъ не такъ, какъ у насъ — не какъ учитель, а какъ другъ, въ доказательство чего онъ приводилъ то, что Генералъ ничего не предпринималъ, не посовтовавшись съ нимъ. О причинахъ же, которыя заставили его оставить счастливую жизнь въ Саксоніи и у Спазина, онъ умалчивалъ. Впрочемъ, заключилъ онъ, когда совсть чиста, то нечего бояться, и что онъ не ожидалъ благодарности никогда и знаетъ очень хорошо, чьи это все штуки (Мими). Онъ желалъ счастья этимъ людямъ, ему же было все равно, и онъ полу-отчаяннымъ полу-грустнымъ жестомъ показывалъ, что онъ многое бы могъ сказать, но не стоитъ того.

Уже было безъ четверти часъ (а въ часъ ровно садились обдать). Карлъ Иванычъ не одвался, и не по чему ршительно нельзя было замтить, что онъ скоро намренъ кончить. Изъ буфета долеталъ уже до насъ стукъ тарелокъ. Я слышалъ, какъ папа веллъ давать одваться. Видлъ, какъ прошла дворовая женщина мыть тарелки. Слышалъ, какъ въ столовой [26] раздвигали столъ и уставляли стулья. Скоро, скоро позовутъ насъ. Одно только можетъ задержать. Я видлъ, какъ посл разговору въ кабинет maman, Мими, Любочка и Юзинька пошли въ садъ и не ворочались. Но вотъ, кажется, виднются ихъ зонтики. Нтъ, это Мими съ двочками. Ахъ! да вонъ и Maman идетъ. Какъ она тихо идетъ и какая грустная, голубушка. Зачмъ она не детъ съ нами? А что, ежели мн сказать папа, что я не за что безъ нее не поду, обнять ее и сказать: «Умру, папа, а съ maman не разлучусь». Вдь врно онъ меня оставитъ, и тогда мы съ Maman и съ Любочкой будемъ всегда, всегда вмст жить, я дома, буду учиться, буду писать братьямъ, а потомъ, когда выросту большой, дамъ Карлу Иванычу домикъ, онъ будетъ жить всегда въ Красномъ, а я поду служить и, когда буду генераломъ, женюсь на Юзиньк, привезу его родныхъ изъ Саксоніи, или нтъ, лучше я ему дамъ денегъ, и пускай онъ детъ. Много мечталъ я о генеральскомъ чин, о Саксоніи и о любви. Maman, которая за то, что я съ ней останусь и буду генераломъ, будетъ любить больше всхъ братьевъ. Какое гадкое эгоистическое чувство! —