ПСС. Том 01. Детство. Юношеские опыты

«Хотя ты уже ршился и говоришь, что все кончено, выслушай меня пожалуйста въ послдній разъ. Я обязана передъ Богомъ думать о судьб моихъ дтей. Твои планы насчетъ дтей — отдать ихъ въ комерческое училище, послать ихъ за границу, дать имъ капиталъ и сдлать ихъ комерціантами большой руки — такъ ли? — мн не по душ, я откровенно скажу, я боюсь. Ты хочешь, чтобы они были тмъ, чего у насъ въ Россіи нтъ. Знаю, знаю, ты будешь мн приводить примры молодыхъ людей, которыхъ я много видла за границей — тамъ это очень хорошо, и у насъ можетъ быть, но со временемъ только. И сколько можетъ быть имъ неудачь на этой дорог, неудачь такихъ, отъ которыхъ имъ нельзя будетъ подняться. Не выдержи курса (maman такъ говорила), нашали молодой человкъ, у котораго есть имя въ университет, сколько у него есть дорогъ — военная служба, хозяйство, выборы, но тутъ — все пропало».

— Отчего-же все пропало, chère amie?[68] Разв они не будутъ имть капитала, съ которымъ въ ныншнемъ вк все можно сдлать.

— Постой, дай мн теб сказать. Ты говоришь: «капиталъ». Разв онъ есть у нихъ?

— Все равно, что есть: онъ будетъ.

— Полно, Alexandre, ты меня заставляешь говорить вщи, о которыхъ грустно вспоминать. Ты самъ энаешь, что своимъ состояніемъ ты для нихъ располагать не можешь, я знаю, что ты для нихъ все готовъ сдлать. Я тоже — ихъ мать, и не могу имъ ничего оставить. Изъ доходовъ, ты говоришь, въ нсколько лтъ составится небольшой капиталъ для нихъ, но что это за состояніе для 3 дтей, которыя не имютъ ни имени [?] ни родных [?]. Притомъ же разв можно отвчать, что я проживу такъ долго.

— Pourquoi parler de ces choses, chère amie, vous savez les raisons, pourquoi il est impossible de faire autrement.[69]

Отецъ прошелся по комнат и слъ [22] опять на кресло. Нсколько минутъ они молчали. Maman опять продолжала: «Нтъ, я не вижу, отчего ты не возьмешь векселей отъ меня. Отецъ опять всталъ и, покраснвъ и подергиваясь: «Ne revenons pas sur ce sujet, ma chère. J’ai dit — онъ сдлалъ удареніемъ на этомъ слов — que c’est une chose, que je ne ferai jamais».[70]

Maman тоже встала и, взявъ его за руку, начала говорить съ сильнымъ жаромъ, что́ съ ней рдко бывало: видно было, что она ршилась. Я воображаю, какъ она была хороша въ эту минуту. Какъ покрылось легкой краской ее прекрасное лицо, какъ загорлись ее черные умные глаза. (Мими, которая подслушивала и подсматривала въ щелку, говорила, что это одинъ разъ только она видла, что maman высказала всё, что́ у нее было на сердце.)

— Я, 14 лтъ живя съ тобой, совершенно счастлива, я не раскаиваюсь въ томъ, что осудили бы другіе люди, потому что это суждено было Богомъ. Ежели бы мн Богъ позволилъ избрать новую жизнь, я только просила бы прожить сначала эти 14 лтъ опять также безъ всякой перемны. Ежели я пожертвовала, какъ говорятъ, для тебя общественнымъ мнніемъ, то эта жертва только усиливаетъ мою любовь и благодарность за твою любовь ко мн[71] — я жертвы этой не чувствую. Я была совершенно счастлива, говорю я, но участь дтей, за которую я боюсь, не знаю почему, тревожитъ меня. Я на дтяхъ ожидаю наказанія за свою любовь, страсть, и это наказаніе будетъ для меня ужасно! Я могла всмъ жертвовать для своего счастья, когда на мн не лежала обязанность матери; но теперь я мать! —

Ты говоришь про причины, которыя не позволяютъ тебсдлать того, о чемъ я прошу тебя. Я знаю, что ты благороденъ, но ты дурно понимаешь [23] благородство. Это эгоистическое дурное чувство, то чувство, которое мшаетъ теб взять отъ меня векселя. Ты и я мы должны сдлать это, иначе на насъ ляжетъ обвиненіе дтей и гнвъ Бога. Ты боишься молвы. Напрасно. Судьба дтей твоихъ такъ важна, что я бы на твоемъ мст забыла бы о молв и о ложныхъ правилахъ чести, я бы всмъ прямо сказалъ, что я длаю, и пускай обвиняютъ, не понимаютъ меня. Это дло такъ важно, такъ велико, что нельзя, я не понимаю, какъ думать объ осужденіи! —

— Успокойся, мой другъ, я сдлаю все, что ты хочешь, какъ ни больно мн это будетъ.