ПСС, Том 1

-Если, гырт, -продолжал дьячок уныло-невозмутимым тоном, - если, гырт, съесть-спить, так и у меня был бы сыт, не попрекнул бы куском ... Да и правда: не нам с вами бывать у таких персон!

-Ну, да я... я, отец Алексей, кажется, сам не маленький ...

Дьячок только вздохнул. Дрожащими руками Турбин нашел скобку и хлопнул дверью.

-И прекрасно! И прекрасно! -с злобной радостью похохатывал он, почти бегом взбираясь на гору.

XVIII

-Дома? -раздался в передней голос Слепушкина, как только Турбин вошел к себе и, скинув пальто, упал на постель.

Павел отвечал что-то торопливым шепотом.

-Ну, ну, не надо; не буди... бог с ним.

Дверь хлопнула, все стихло. Турбин лежал без движения ...

-Поздравляю! -раздался вдруг крик Кондрата Семеныча, со смехом ввалившегося в комнату. -Ты, говорят, черт знает каких штук там натворил? Какой это ты танец своего изобретения плясал?

-Оставьте, пожалуйста, меня в покое! -тихо ответил Турбин.

-Да нет, как же, брат, ты, говорят, вдребезги насадился?

Ухмыляясь, Кондрат Семеныч присел на кровать и продолжал уже с искренним участием, обращаясь к Турбину, как к заведомому пьянице:

-Гм, пожалуй, правда, свинство! Ты бы хоть на первый-то раз поддержался немного ... Надо сходить извиниться. Еще, пожалуй, с места попрут...

А через полчаса на столе стояла бутылка водки. Турбин, уже захмелевший, облокотившись на стол и положив голову на руки, сидел молча.

-Черт знает что!-заговорил Кондрат Семеныч, -говорят, тебя за крыльцо выкинули?

-Кто это?

-Что?

-Говорит-то?

-Слепушкин.

Турбин злорадно захохотал.

А Кондрат Семеныч с серьезным лицом грустно продолжал:

-Он, брат, Линтварев-то этот, глумился над тобой. Оплевать, воспользоваться твоей необразованностью ! Подло, брат! Мне тебя от души жаль.

Турбин вдруг сморщился, захлюпал, хотел что-то сказать, но захлебнулся слезами и только зубами скрипнул.

-Ну, вот, опять готов!-сказал Кондрат Семеныч с сожалением. -Тебе, брат, стоит бросить пить.

-Да не пьян я! -закричал Турбин бешено, с красными, полными слез глазами, и треснул кулаком по столу.

XIX

-Э-эй, держись! -крикнул Васька, когда рыженькая троечка что есть духу разнеслась в темноте под гору и толпа ребят и девок, как стадо овец, шарахнулась в сторону.

Взрыв хохота и криков на время покрыл звон колокольчиков ... Мелькнули огни кабака ... Турбина охватило отчаянное чувство смелости и веселья.

-Делай!-крикнул он Ваське.

Сани налетели на водовозку, сбили ее в сторону. Около завода какая-то фигура вынырнула из темноты и упала на ноги Турбина.

-Митька? Ты? -крикнул Кондрат Семеныч.

-Ребята гнались, -молчи!

И на повороте в село фигура выпрыгнула из саней и опять скрылась в темноте.

В избах светились огни, чернели кучки народа на улице, шум и гам покрывали горластые песни, толкотня, пляска, гармоники. Стоном стояла и разливалась протяжная «страдательная», ее заглушал азартный трепак, топот ног и взвизгивания ...

Сперва попали в какую-то избу, битком набитую народом. С непривычки Турбину показалось даже страшно в ней: так было жарко, низко и людно ... Шла игра в «короли». Неиграющие, ложась друг другу на плечи и почти доставая головами до потолка, покрытого от черной топки словно черным густым лаком, теснились к столу. За столом сидели ребята в расстегнутых полушубках и чистых рубахах, девки в красных ситцах, сильно пахнущих краскою. У всех были сжаты корабликом карты в руках и напряженно веселы лица. Ребятишки шмыгали по ногам, лезли из сенец в избу. «Выстудили избу, окаянные!»кричала на них хозяйка и громко спрашивала Кондрата Семеныча:

-А это чей же будет?

-Свой, тетка! -ответил Турбин с хохотом и, севши на лавку, не удержался, завалился на сидящих и задрал ноги.

А через минуту он был опять в санях.

Кондрат Семеныч втащил в них какую-то хохочущую солдатку и, стоя, крикнул Ваське:

-К печнику!

-Попала шлея под хвост! -подхватил Турбин.

XX

От посещения печника более всего осталось в памяти его пение. И сам печник, волосатый, пожилой мужик, и жена его, всегда веселая и разбитная баба, больше всего на свете любили водку и песни. Гости за посещение их избы напаивали их, и беспутные супруги бывали очень довольны такими вечерами. И теперь тотчас же в печке запылал огонь, зашипела и затрещала яичница с ветчиной, загудела труба на самоваре. Запьяневшая, раскрасневшаяся хозяйка поддувала пламя под таганчиком и с ласковой улыбкой останавливалась, рассматривая Турбина. Затем начался пир. За каждым куском следовала водка; ошалевший Турбин не отставал от других, хотя уже чувствовал, что с великим трудом слышит говор и песни вокруг себя. Песни начал печник. Положив голову на руку, он что ни есть мочи разливался таким неистовым криком, что на шее у него вздувались синие жилы.

-Ешьте, что ль, ветчину-то !-кричала хозяйка.

Турбин машинально, кусок за куском, ел страшно соленую ветчину, и челюсти у него ломило от бесплодных усилий разжевать эти жареные брусочки.