ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

– Я знаю то, что ты позволил себе написать вот это письмо и что оно попалось домашним.

Анатоль схватился за письмо и вырвал его.

– Что сделано, то сделано, вот и всё,– сказал он, багровея.

– Это хорошо, mais je suis autorisé à vous demander vos intentions.[3796]

– Ежели меня хотят заставить жениться, – заговорил Анатоль, разрывая письмо, – то знай, что[3797] меня не заставят плясать по своей дудке, а она свободна, она мне сама сказала. И ежели она меня любит, tant pis pour Bolkonsky, voilà tout.[3798] Pierre тяжело вздохнул. У него уже поднялось его метафизическое сомнение в возможности справедливости и несправедливости, этот его свинтившийся винт, и потом он вместе так завидовал и так презирал Анатоля, что он постарался быть особенно кротким с ним. «Он прав» – подумал он – «виновата она, а он прав».

– Всё таки прямо отвечай мне, я затем приехал, – топотом, не поднимая глаз, сказал Pierre, – что мне сказать им, намерен ты просить ее руки?

– Разумеется, нет![3799] – сказал Анатоль, тем более смелый, чем робче был Pierre.

Pierre встал и вышел в комнату, где были цыганы и гости. Pierr'a знали цыганы и знали его щедрость. Его стали величать.[3800] Илюшка проплясал, размахнулся и поднес ему гитару. Реіrrе положил ему денег и улыбнулся ему. Илюшка не виноват был и отлично плясал. Pierre выпил вина, поданного ему, и побыл более часа в этой компании. «Он прав, она виновата», думал он. И с этими мыслями он приехал к Ростовым.

Соня встретила его в зале и рассказала ему всё, что письмо написано… Старый граф жаловался на то, что с девками без графини[3801] – беда, что он не понимает, что с Наташей.

– Как же, папа, не понимаете, я вам говорила, – сказала Соня, оглядываясь на Pierr'a. – Курагин делал предложение. Ну, она отказала, и расстроило ее.

– Да, да, – подтвердил Pierre.

Поговорив несколько времени, граф уехал в клуб. Наташа не выходила из комнаты и не плакала, а сидела, молча устремив прямо глаза, и не ела, не спала, не говорила. Соня умоляла Pіеrrа пойти к ней и переговорить с нею.[3802]

Pierre пошел к Наташе. Она была бледна[3803] и дрожала. Pierr'y жалко стало ее, она поглядела на него сухо и не улыбнулась. Pierre не знал, как и что начать говорить. Соня первая начала.

– Наташа, Петр Кирилович всё знает, он пришел сказать тебе…

Наташа оглянулась[3804] любопытным взглядом на Pierr'a, как бы спрашивая, друг он или враг по отношению к Анатолю. Сам по себе он не существовал для нее. Pierre это чувствовал. Увидав этот переменившийся взгляд и ее[3805] похудевшее лицо, Pierre понял, что Наташа не виновата, и понял, что она больная,[3806] и начал говорить.

– Наталья Ильинична,[3807] – сказал он, опустив глаза, – я сейчас виделся с ним и говорил с ним.

– Так он не уехал? – радостно вскричала Наташа.

– Нет, но[3808] это всё равно для вас, потому что он не стоит вас. Он не может быть вашим мужем. И я знаю, вы не захотите сделать несчастье моего друга. Это была вспышка, минутное заблуждение, вы не могли любить дурного, ничтожного человека.

– Ради бога, не говорите мне про него дурно.[3809] – Pierre перебил ее.

– Наталья Ильинична,[3810] подумайте, счастье ваше и моего друга зависит от того, что вы решите. Еще не поздно.[3811]

Наташа усмехнулась ему. «Разве это может быть, и разве я думаю о Болконском, как он хочет?»

– Наталья Ильинична, он ничтожный, дурной…

– Он лучше всех вас, – опять перебила Наташа.– Если бы вы не мешали нам. Ах, боже мой, что это, что это? Соня, за что? Уйдите, – и она зарыдала с таким отчаянием, с которым оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной.[3812]

Pierre начал было говорить. Но она[3813] закричала: «уйдите, уйдите». И тут только Pierr'y[3814] всей душой стало жалко ее, и он понял, что она[3815] не виновата в том, что с ней сделали.

Pierre поехал в клуб. Никто ничего не знал, что делалось в душе Pierr'a и в доме Ростовых. Это Pierr'y было странно. Все сидели по своим местам, играли, приветствовали его. Лакей принес свечу на привычное место Pierr'a и доложил ему, что князь в столовой (лакей знал, кто знакомые Pierr'a). Но Pierre не читал, не говорил и даже не ужинал. В третьем часу он вернулся домой.

– Где Анатолий Васильевич? – спросил он у швейцара.[3816]

– Не приезжали. Им письмо принесли от Ростовых. Оставили.

– Сказать мне, когда приедут.

– Слушаю-с.

До поздней ночи Pierre, не ложась, как лев в клетке, ходил в своей комнате. И он не видал, как прошло время до третьего часа, когда камердинер пришел сказать, что Анатолий Васильевич приехали. Pierre остановился, чтоб перевести дыхание, и пошел к нему. Анатоль, до половины раздетый, сидел на диване; лакей стаскивал с него сапоги, а он держал в руках письмо Наташи и улыбаясь читал его. Он был красен, как всегда после попойки, но тверд языком и ногами и только икал. «Да, он прав, он прав», – думал Pierre, глядя на него. Pierre подошел и сел подле него.

– Вели ему уйти, – сказал он на лакея.

Лакей ушел.