ПСС. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

При всех подобных совокупных преступлениях люди группируются таким образом, что наибольшее число лиц несут наименьшую ответственность, и единственное лицо, стоящее на вершине конуса события, сосредоточивает в себе всю видимую ответственность за действие всей массы.

* № 332 (рук. № 102. Эпилог, ч. 1, гл. III).[1608]

[1609] Нашествие стремится на восток, достигает конечной цели — Москвы. Поднимается новая, неведомая никому сила — народ, и нашествие гибнет.[1610] Конус распадается, и человек, стоявший на вершине его, не имеющий более назначения оправдания масс, теряется в толпе.

[1611] Прежняя огромная группа разрушена и складывается новая. На вершине группы,[1612] имеющей то же призвание, как и прежде, нужен человек, и тот же готовый человек опять становится на вершину ее.

[1613] Новое лицо, бездействовавшее во время действия сил народа, является на вершине другого,[1614] вновь складывающегося огромного конуса — движения с востока на запад.

* № 333 (рук. № 102. Эпилог, ч. 1, гл. IV).[1615]

Итак, откинув взгляд древних на значение истории, допускавший божественное участие в делах человечества, история должна объяснить отношения масс к историческим деятелям.[1616] Рассматривая отношения масс к историческим деятелям, мы[1617] должны были придти к заключению, что влияние исторических деятелей на массы[1618] нам только кажется, что в сущности не Наполеоны управляют массами, а массы управляют ими; что вся деятельность Наполеонов не объясняет и не может объяснить законов движения масс и что всё значение их в истории заключается только в том, чтобы служить оправданием деятельности лиц, составляющих массы.

Новая история стоит на рубеже признания этих положений, но она не признает их.

Как и всегда, причина заблуждения лежит не в разуме, но в чувстве, руководящем умом.

Чувство, в настоящем случае мешающее признать истину, лежит в страхе признания закона необходимости, разрушающего понятия свободного произвола, на котором держатся государственные и церковные учреждения.

[1619] Не признать при теперешнем состоянии исторического знания того, что все исторические события вытекают из совокупного действия человеческих воль, то есть закона необходимости, невозможно; но, признав закон необходимости, отрешиться от признания свободы человека кажется еще более невозможным.

* № 334 (рук. № 102. Эпилог, ч. 2, гл. I).

[1620] А в Европе произошла реакция, и все государи стали опять обижать свои народы.

Напрасно подумали бы, что это есть насмешка и карикатура исторических описаний. Напротив, это — самое мягкое выражение тех ответов, которые дает нам вся история на наши вопросы. Действительно, если вы прочтете одну историю Тьера,[1621] вам не представятся эти противуречия — всё представится совершившимся по воле добродетельного гения Наполеона. Если вы прочтете Lanfrey, всё представится происшедшим по воле злодея Наполеона. Но ежели вы прочтете при этом истории русские, немецкие, вам представится неразрешимая путаница. Если же вы прочтете общие истории, как историю Шлоссера и Гервинуса, то путаница эта только еще более увеличится, ибо вы убедитесь, что не из произвола одного человека, но из произвола нескольких, всех ошибавшихся и осуждаемых историками, вытекали события, тоже осуждаемые историками.[1622]

Потом Александр, великодушный виновник умиротворения Европы, вдруг после высшего торжества либеральных начал, которым он служил с начала царствования, поворотил на противуположную сторону строгости, презрения к людям и деспотизма[1623] и этим сделал дурно.

Что такое? Неужели это не насмешка? Неужели в этом одном выражается движение народов и человечества в этот период времени? Да. Другого[1624] не может дать история.

<Другого взгляда на события нет в истории.

Но это — насмешка, история никогда не говорит этого. История, прогматическая история, отыскивает общий смысл всех этих явлений, нанизывает их все на одну мысль. Тем хуже, ответим мы. Ибо то основание, на которое история нанизывает все бессмысленные факты жизни царей, основание это совершенно произвольно.

Посмотрим, что это значит.

1) Зависимость от совпадений.

2) Непроисходство того, что думал.

3) Следствие больше причины.

4) Свободная воля у Наполеона, а у людей нет.

Но это не может быть, история никогда не говорит этого, прогматическая.

Что же она говорит?

Один говорит, что это хорошо, другой — дурно. И всё сводится на три взгляда: 1) я (Н[аполеон], ч[еловек]) и всё на один, что мне кажется. Но кроме того противуречие и какое-то таинство, а всё таинство в том простом вопросе, который тщетно старается разрешить непризванная ф[илософия], пс[ихология], даже зоология и который подлежит разрешению одной истории, есть или нет свободная воля.>[1625]