ПСС. Том 15. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть третья

Единственная связь, посредством которой могут быть понимаемы исторические события, есть понятие о власти и потому понятие это должно быть ясно определено и всеми понимаемо одинаково.

Между тем под понятием этим разумеются различными историками совершенно различные вещи. Одни видят в нем силу, непосредственно присущую героям, другие силу, производную из других некоторых сил, третьи — умственное влияние вместе с властью [?] [1 неразобр.], так что весьма вероятно, что ни те, ни другие, ни третьи ничего определенного не разумеют под этим понятием, а употребляют его по старой привычке, признанием божественной власти, предполагая, что сущность этой власти сама собой разумеется.

До тех пор, пока пишутся истории отдельных лиц, будь они Кесари, Александры или Лютеры и Вольтеры, а не история всех, без одного исключения всех людей, принимающих участие в событии,

[Далее от слов: Историческая наука до сих пор по отношению к вопросам человечества кончая: охотников серьезных книжек, как они это называют близко к печатному тексту. Т. IV, эпилог, ч. 2, гл. III.]

* № 339 (рук. № 102. Эпилог, ч. 2, гл. II–IV).

[1676] Так, хотя и весьма вероятно, что лица, не писавшие своих мемуаров и о которых не писали мемуаров, и имели участие в истории так же, как и те, которые писали, мы видим, что главное место в истории занимают всегда те, о которых было много писано.[1677] Но в этих историках, кроме общего с первыми двумя отделами разногласия и взаимного уничтожения положений друг друга, основанного на личном взгляде, находится еще существенное противуречие самим себе, основанное на их воззрении на причины исторических событий, и вытекающие из этого противуречия недосказанность, неясность и праздное многословие.[1678]

Противуречие их самим себе состоит в том, что, признавая одновременное участие многих лиц в совершении исторических событий, отыскивая связь и последовательность событий, они изучают деятельность каждого лица, осуждая и оправдывая ее, как выражение свободной воли лица.

Если, как часто и говорит история, исторические лица суть произведения своего времени, вытекающие из связи современных и предшествовавших событий, то изучение свободной деятельности этих лиц не может иметь интереса для истории. Если же люди эти свободны, то всякое понимание связи событий, руководившей их деятельностью, разрушается признанием их свободы. История говорит, например, что Наполеон был произведением своего времени, что причины, образовавшие власть и деятельность Наполеона, лежат и в царствовании Лудовика XIV и его наследников, и в деятельности людей революции, и в отношениях Европы к революционной Франции и т. д. Стало быть, взяв крупнейшие события, не было бы Лудовика XIV с его свободной деятельностью — не было бы революции; не было бы свободной деятельности революционных деятелей — не было бы Наполеона; не было бы деятельности Наполеона — не было бы реакции 20-х годов, не было бы движения 30-х и 48 годов. Но, если по мнению историков события так связываются между собой, то можно ли предположить, что бы было, если бы Лудовик XIV, революционные деятели и Наполеон поступали бы иначе, чем как они поступали?