ПСС. Том 20. Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Въ особенности же съ понятіемъ счастія нераздѣльно понятіе сознанія своего счастія и пониманія своего положенія.[1564] Левинъ же во всѣ эти[1565] 15 мѣсяцевъ не переставая испытывалъ неожиданности и какъ будто только начиналъ узнавать и себя, и ее, и весь міръ. На каждомъ шагу было новое, совершенно новое, неизвѣстное и если не непріятное само по себѣ, то непріятное по неожиданности. Сынъ хорошей семьи, честныхъ родителей, не видавшій ихъ взрослымъ,[1566] Левинъ составилъ себѣ понятіе о семейномъ счастіи очень опредѣленное и прекрасное. Но, вступивъ въ семейную жизнь, онъ на каждомъ шагу видѣлъ, что это было совсѣмъ не то. На каждомъ шагу онъ испытывалъ то, что испыталъ бы человѣкъ, любовавшійся плавнымъ, счастливымъ ходомъ лодочки по озеру послѣ того, какъ онъ бы самъ сѣлъ въ эту лодочку. Онъ видѣлъ, что мало того, чтобы сидѣть ровно, не качаясь, – надо еще соображать, ни на минуту не забывая, куда плыть, и надо грести, и что подъ ногами вода и на рукахъ мозоли, и что, только много поработавъ веслами, можно пуститься на минуту и насладиться плаваніемъ.

Одно же изъ самыхъ[1567] неожиданныхъ и не совсѣмъ пріятныхъ чувствъ, испытываемыхъ имъ въ это время, было безпрестанное пониженіе его гордости, признаніе того, что онъ не только не лучше и не умнѣе другихъ людей, какъ онъ любилъ это думать, а то, что ему надо много и много стараться для того только, чтобы не быть хуже и глупѣе другихъ людей. Бывало, холостымъ, глядя на чужую супружескую жизнь, на ссоры, столкновенія, ревность, денежное стѣсненіе, онъ только презрительно улыбался въ душѣ. Для своей будущей супружеской жизни онъ нетолько не допускалъ возможность (о невѣрности[1568] онъ и не позволялъ себѣ думать) несогласій, столкновеній, ссоръ, сценъ ревности, но и всѣ пріемы его супружеской жизни, казалось ему, должны были быть во всемъ совершенно непохожи на жизнь другихъ. Самыя обыкновенныя вещи, какъ то: визиты жены, наряды, денежная зависимость другъ отъ друга, – все это казалось ему оскорбительнымъ. Какъ[1569] дѣти говорятъ: «когда я выросту большой, у меня будетъ все по особенному», такъ и онъ говорилъ въ душѣ, что у него въ супружествѣ все будетъ по особенному.[1570] Жена его, будущія дѣти были для него такая святыня, что никто не долженъ былъ смѣть думать и говорить про это безъ набожности, той самой, которую онъ испытывалъ. Потомъ сама жена его представлялась ему вѣчно тихая, ровная, таинственная и чистая, всегда прекрасная и священная.[1571] И вдругъ вмѣсто всего этаго онъ испыталъ всю дѣйствительность, и эта дѣйствительность на каждомъ шагу принижала его гордость, и принижала такъ,что, онъ чувствовалъ, виноватъ былъ онъ самъ, а не дѣйствительность… Жена его была всѣмъ тѣмъ, чѣмъ онъ только могъ желать ее.[1572] Она была умна, добра, благородна, красива – все что можно было желать, a дѣйствдтельность супружеской жизни на каждомъ шагу принижала его гордость. Стало быть, былъ виноватъ онъ. Онъ чувствовалъ это, но еще не признавался. Онъ былъ гордъ во всѣхъ житейскихъ дѣлахъ, всякое дѣло, какъ скоро возьмешься за него, принижаетъ гордость; но въ житейскихъ дѣлахъ, служба общественная, хозяйственная дѣятельность, наука даже – онъ пыталъ себя въ этихъ дѣятельностяхъ и видѣлъ, что всетаки имѣетъ право быть гордымъ, потому что легче и лучше большинства людей успѣваетъ въ этихъ дѣлахъ; «но почему же, – спрашивалъ онъ себя, – въ супружеской жизни я невольно смиряюсь и вижу, что она не виновата», и не находилъ отвѣта, потому что не зналъ, что всѣ дѣла людскія ничто въ сравненіи съ дѣломъ супружества, понимаемомъ, какъ онъ понималъ его.

Первое время своей супружеской жизни Ордынцевъ вмѣсто тихаго, счастливаго теченія жизни испытывалъ непрестанную борьбу съ женою и цѣлый рядъ то неожиданныхъ разочарованій, то еще болѣе неожиданныхъ[1573] открытій. Во всей жизни его, какъ физической, такъ и нравственной, онъ испытывалъ усиленное напряженіе, не приносящее вознагражденія.

Уже въ эти[1574] 1¹/₂ года было нѣсколько столкновеній съ женою, въ которыхъ Ордынцевъ почувствовалъ, что ему тоже, какъ и другимъ людямъ, нужно прощеніе, и что и она не всегда святая, какъ онъ хотѣлъ, и что ей нужно прощеніе. Первое ихъ столкновеніе произошло[1575] на 3-й день послѣ ихъ сватьбы, и Левинъ никогда не забылъ этаго мучительнаго чувства разочарованія, когда нарушена была его воображаемая вѣчная любовь и согласіе. Столкновеніе произошло отъ того, что онъ заговорилъ о томъ, что онъ боится, что у нихъ не будетъ дѣтей. Ему такъ сильно этаго хотѣлось, что онъ боялся вѣрить въ возможность этаго, и высказалъ свое задушевное желаніе.

– Отчего же ты это думаешь? – спросила она его вдругъ, и лицо ея странно перемѣнилось. Она отдернула отъ него руку.

– Я не думаю, я боюсь.

– Я знаю отчего.

– Ну, я не знаю, – сказалъ онъ сухо, оскорбленный ея безпричинной холодностью.

– Оттого что у тебя не было дѣтей. Да я не хочу этаго знать, – вскрикнула она сердито и заплакала.