ПСС. Том 35. Произведения, 1902-1904

Я возвращался домой полями. Была самая середина лета. Луга убрали и только что собирались косить рожь. Есть прелестный подбор цветов этого времени года: душистые кашки — красные, белые, розовые; наглые «любишь-не-любишь» с⁹⁸⁴ своей пряной вонью,⁹⁸⁵ желтые⁹⁸⁶ цветы с медовым запахом, лиловые тюльпановидные колокольчики; горошки; разноцветные скабиозы; нежный с чуть розовым пухом подорожник и, главное, прелестные васильки, ярко синие на солнце и в молодости, и голубые и краснеющие вечером и под старость.⁹⁸⁷ Я набрал большой букет таких цветов и уже на обратном пути заметил в канаве чудный, малиновый в полном цвету репей, того сорта, который у нас называется «татарином» и который старательно окашивают или выкидывают из сена покосники, чтобы не колоть на него рук. Мне вздумалось сорвать этот репей и положить его в середину букета. Я слез в канаву и, согнав впившегося в середину цветка мохнатого шмеля, стал руками отрывать цветок, так как ножа у меня не было. Мало того, что он⁹⁸⁸ колол⁹⁸⁹ даже через платок, которым я завернул руку, стебель был так⁹⁹⁰ крепок, что я бился с ним минут пять, по одному разрывая волокна. Когда я наконец оторвал⁹⁹¹ цветок, он был так измят, что уже не годился в букет и, кроме того,⁹⁹² своей грубостью и аляповатостью⁹⁹³ резко отличался от нежных, тонких цветков букета. Я пожалел, что погубил⁹⁹⁴ цветок, который был очень красив в своем месте, и бросил⁹⁹⁵ его.⁹⁹⁶ «Но что за энергия и сила жизни», думал я, вспоминая, с какими усилиями я отрывал его.

Дорога до дома шла паровым, только что вспаханным полем. Я шел в отлогую гору по пыльной, черноземной дороге. Поле, по которому я шел, было помещичье, очень большое,⁹⁹⁷ так что с обеих сторон дороги и вперед, в гору, ничего не было видно, кроме черного, ровно взборожденного пара. Пахота была хорошая, и нигде не виднелось ни одной травки,⁹⁹⁸ всё было черно и глаз невольно искал отдыха от однообразия черного поля. «Экое разрушительное, жестокое существо человек», думал я. «Сколько уничтожил⁹⁹⁹ живых существ, разнообразных растений, чтобы приготовить себе корм. Правда, он посеет новые, но... Однако, не всё еще он уничтожил», подумал я, увидав среди этого моря черной земли, вправо от дороги впереди меня, какой-то кустик. «Да, этот еще жив», подумал я, подойдя ближе.¹⁰⁰⁰ Это был куст такого же «татарина», которого цветок я напрасно и с таким трудом сорвал в канаве.

Куст татарника¹⁰⁰¹ состоял из трех¹⁰⁰² стеблей. Один был совсем оторван.¹⁰⁰³ На другом были еще колючие листки и¹⁰⁰⁴ цветки. И цветки и листья были¹⁰⁰⁵ вымазаны черноземной грязью, превратившейся в черную пыль. Видно, этот стебель был уже прижат к земле и после поднялся.¹⁰⁰⁶ На третьем же¹⁰⁰⁷ стебле два отростка были сломаны и висели¹⁰⁰⁸ с своими не малиновыми, а черными шишками, когда то цветками; а один отросток пониже¹⁰⁰⁹ был цел и на нем торчал, кверху колючками,¹⁰¹⁰ хотя и загрязненный, но всё еще краснеющий цветок.

«Ну, молодец!» подумал я. — «Экая энергия. Всё победил человек, миллионы трав уничтожил, а этот борется и всё еще жив. Правда, еле жив, но жив». Точно вырвали у него кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаз, свернули скулу. Но он всё стоит и не сдается,¹⁰¹¹ и борется до той последней минуты, до тех пор, пока есть жизнь в нем. «Молодец!» подумал я. И какое-то чувство бодрости, энергии, силы охватило меня. «Так и надо, так и надо». И¹⁰¹² я вспомнил по этому случаю смерть одного человека на Кавказе¹⁰¹³ и всю историю этого человека, как она мне была известна и как я воображал себе ее.

Вот эта история.

I

¹⁰¹⁴Я служил в одном из кавказских полков, стоявших на левом фланге в Чечне.