ПСС. Том 35. Произведения, 1902-1904

Воинским начальником этого укрепления был тогда некто майор Иван Матвеевич Петров, старый кавказец и женатый человек, что было очень редко среди кавказцев.

Я был нижним чином и лечился от изнурившей меня лихорадки. И майор Петров и его жена были очень добры ко мне, и я часто запросто бывал у них. И я невольно вспоминал.........¹⁰⁶⁶ из «Капитанской дочки», только с той разницей, что Марья Дмитриевна за одно..............¹⁰⁶⁷ по чувствам, которые я к ней испытывал¹⁰⁶⁸. Я был и благодарен ей за ее материнское попечение обо мне, и вместе с тем не мог не¹⁰⁶⁹ испытывать к ней¹⁰⁷⁰ того особенного поэтического чувства самой чистой влюбленности, которая так естественна очень молодым людям и которая особенно усиливалась на Кавказе, где женское общество так редко.

Я начинал уже поправляться, пароксизмы повторялись уже через два и три дня и я с грустью собирался ехать к полку, когда случилось в нашем укреплении необыкновенное событие.

Это было в июне. Часу в девятом я вышел на улицу и направился к дому Ивана Матвеевича. Солнце¹⁰⁷¹ выходило из за гор, и больно было смотреть на белые мазанки на противуположной стороне улицы,¹⁰⁷² но зато, как всегда, весело и торжественно смотреть на матовую теперь цепь белых¹⁰⁷³ громад, как всегда из скромности старавшихся быть похожими на облака.

Я, как всегда, радостно поздоровался с ним и по тенистой стороне улички подошел к углу, за которым был домик воинского начальника. Только что я повернул за угол, как¹⁰⁷⁴ навстречу мне показалась партия всадников. Двое ехали впереди¹⁰⁷⁵ и имели вид начальников, позади их, часто¹⁰⁷⁶ стуча копытами по¹⁰⁷⁷ дороге, ехали вооруженные. Первое чувство мое было страх: тогда немирные партии врывались в русские укрепления и грабили и убивали, и опасность была везде. Но эти всадники ехали слишком смирно и притом в¹⁰⁷⁸ конвое были донские казаки.¹⁰⁷⁹ Это были мирные, но кто такие, я не мог догадаться.¹⁰⁸⁰ Один из¹⁰⁸¹ ехавших впереди был очевидно офицер из горцев.

Он был в черной черкеске с галунами на хозырях и белом бешмете, оружие было с серебряными хозырями, лошадь под ним была крупная, золотистая, карабахская. Сам он был сухой, горбоносый, черный, тип очень обыкновенный на Кавказе, особенно в Закавказьи.

Другой, ехавший на белой, небольшой и не сытой, но превосходной по ладам и с арабской головой лошади, был¹⁰⁸² широкоплечий, сухой человек в папахе.¹⁰⁸³ Он был одет в белую черкеску,¹⁰⁸⁴ стянутую ремнем без набора, на котором спереди висел большой, золотом отделанный кинжал, такой же пистолет был за спиной, папаха его была обмотана какой-то белой тканью. Он сидел высоко на седле, с очень согнутыми ногами на коротких стременах, в ноговицах и красных чувяках. Лицо этого человека было самое простое: небольшой нос, маленькая черноватая бородка, довольно толстые, строго сложенные губы под небольшими усами. Если было что особенного в лице, так это были почти сходящиеся на лбу брови и очень широко расставленные¹⁰⁸⁵ красивые, выпуклые и блестящие глаза. Он был человек во всей силе, и ему можно было дать от тридцати пяти до пятидесяти лет. Конные встретились со мною, когда я не дошел, а они немного проехали дом воинского начальника.

— Где дом воинский начальник? — спросил меня офицер из горцев по русски с горским акцентом.

Я указал ему.

— Поды, скажи Хаджи-Мурат¹⁰⁸⁶ прислали, — сказал он мне.

Я взглянул¹⁰⁸⁷ на Хаджи-Мурата и не верил своим глазам. Хаджи-Мурат тоже взглянул на¹⁰⁸⁸ меня, потом подозвал ехавшего за ним корноухого, рыжего с красным лицом чеченца в оборванной черкеске и заломленной назад, курпеем к голове, папахе. Чеченец заговорил с ним не на татарском языке, который я понимал немного, а¹⁰⁸⁹ по чеченски, с теми странно гортанными звуками, которыми отличают этот язык от всякого другого.

Хотя это было и не мое дело, я пошел в дом с заднего крыльца и застал Марью Дмитриевну в кухне, где она, засучив рукава, размещала по формам такие же белые, как и ее руки, комки теста.

— Где Иван Матвеевич?

— Да что случилось, зачем вам?

— Хаджи-Мурат приехал, спрашивает Ивана Матвеевича.

— Да что вы, с ума сошли?

— Стоит у крыльца.

— Иван Матвеевич в канцелярии. Подите, что ли, кликните. Да не может быть? Да зачем же он сюда? — всё спрашивала Марья Дмитриевна, спуская однако рукава своего платья.

— Да кто ж его знает.

— Ну, так идите, зовите Ивана Матвеевича, — сказала Марья Дмитриевна, ощупывая рукой шпильки в своей густой косе и самую косу, и вместе со мною вышла на крыльцо своей молодецкой походкой.

Всадники всё еще стояли, как я их оставил. Офицер поздоровался с Марьей Дмитриевной.

— Этот — Хаджи-Мурат? — спросила она.

— Он самый, — повторил офицер.

Хаджи-Мурат же, вероятно поняв, что говорили о нем, улыбающимися глазами посмотрел¹⁰⁹⁰ на миловидную русскую женщину и как то странно покачал головой.

II