Канцелярия была недалеко, и я застал Ивана Матвеевича, сердито распекающего писаря. Когда я рассказал ему, в чем дело, он поморщился и крякнул. Ему очевидно страшна была ответственность, которая налагалась на него от присутствия Хаджи-Мурата, но думать было нечего, он послал вестового принести себе шашку, по дороге надел ее и, не переставая курить и ворчать на начальство, подошел к своему дому. У крыльца стояли, спешившись, только конвойные — восемь казаков и четыре горца, и держали в поводу лошадей: горского офицера и белого кабардинца Хаджи-Мурата. Очевидно Марья Дмитриевна1091
взяла их в дом. Это не понравилось Ивану Матвеевичу, и он тут же распорядился очистить для приезжих квартиру у отставного каптенармуса Лебедева и вошел в дом.Я же пошел к себе.
С тех пор я не видал Хаджи-Мурата, несмотря на то, что в укреплении только и речи было что о нем, и между офицерами и даже солдатами. К нему, как рассказывали, выходили лазутчики из гор, и он с ними о чем то переговаривался. Кроме того, что я боялся быть лишним, придя в это время к Ивану Матвеевичу, меня еще1092
за эти дни опять оттрепала сильнейшая лихорадка, и только на третий день, накануне отъезда Хаджи-Мурата из нашей крепости, мне удалось не только увидать его, но по приглашению Ивана Матвеевича провести с ним вечер и слышать его рассказ через переводчика о своей жизни. Оказалось, что Марья Дмитриевна в виду опасности, которую представляло для Ивана Матвеевича бегство Хаджи-Мурата, и невозможности следить за ним, если бы он жил на другой квартире, решила поместить его у себя. Она отдала ему две передние комнаты и, несмотря на то, что ссорилась с его нукерами, особенно с рыжим, которого она было выгнала из кухни, за что тот чуть не зарезал ее, она с Хаджи-Муратом вошла в самые дружеские сношения, так что он подарил Ивану Матвеевичу свой золотом отделанный кинжал, как только Иван Матвеевич имел неосторожность похвалить, и еще тонкую, белую бурку с серебряными застежками, которую похвалила Марья Дмитриевна. Хотя Марья Дмитриевна и уговорила мужа отдарить Хаджи-Мурата золотыми неидущими часами,1093 она все таки была тронута его щедростью1094 и хвалила его.Когда я в этот вечер пришел к Ивану Матвеевичу, Хаджи-Мурат молился Богу. Он очень строго исполнял пятикратную молитву с омовениями, и для этого ему было отведено место на заднем крылечке. Марья Дмитриевна пригласила меня посмотреть на него в окно. Он1095
сидел на бурке1096 на корточках, и, очевидно ничего не видя и не слыша, шептал что-то, обращаясь на восток, потом встал на бурку босыми только что вымытыми ногами, из которых одна была короче другой, еще что-то проговорил и сел обуваться.Мы ушли и1097
сели в гостиной, ожидая его.После чая Хаджи-Мурат в своей папахе и чалме уселся с ногами1099 на тахту, достал из под1100 серебряного кинжала, которым он заменил подаренный1101 Ивану Матвеевичу, булатный ножичек, и приказав нукеру подать себе лучинку, понемногу строгал ее своими загорелыми, сухими жилистыми руками, собирая, чтобы не сорить, обрезки в полу черкески, и рассказывал. Переводчик, сидя на полу на кошме, внимательно глядел в рот Хаджи-Мурата, пока он говорил, и потом переводил дурным русским языком. Зная по татарски, я иногда поправлял и дополнял его перевод. Иван Матвеевич, еще два офицера и я сидели за чайным столом, и тут же сидела Марья Дмитриевна, вязавшая чулок, когда не наливала чай. Из за двери видны были денщик и Спиридов, фельдфебель, слушавший рассказ.Вся эта история, несмотря на то что Хаджи-Мурат рассказывал ее очень скромно, была очень удивительна и совершенно соответствовала тому, составившемуся среди русских мнению о необыкновенной удали и влиянии этого человека.
Сущность его истории была в том, что он, аварец бедной семьи, сблизился с аварскими ханами и, когда1102
наследник Кази-Муллы, начавшего священную войну против неверных, Гамзат,1103 предательски убил1104 не хотевших покориться ему и державшихся русской стороны молодых аварских ханов, он один с братом Османом бросился на Гамзата в мечети и убил его, а потом поднял всю Аварию и под покровительством русских, получив даже чин русского прапорщика, стал управлять ею. Но, как он говорил, враг его Ахмет-Хан,1105 наклеветал на него русским, будто он хочет перейти к Шамилю,1106 и его схватили и повели судить. Сначала, как он рассказывал, его привязали к пушке и караулили, так что он не мог бежать, но когда его1107 повели в крепость, где должны были судить, он вырвался и ушел.