ПСС. Том 35. Произведения, 1902-1904

Накануне отъезда¹¹⁷⁸ Хаджи-Мурата из нашей крепости, мне удалось, однако, не только увидать его, но по приглашению Ивана Матвеевича провести с ним вечер и слышать его рассказ¹¹⁷⁹ о своей жизни. Оказалось, что Марья Дмитриевна, в виду опасности, которую представляла для Ивана Матвеевича возможность бегства Хаджи-Мурата,¹¹⁸⁰ решила поместить его у себя.¹¹⁸¹

№ 46 (рук. № 34).

ХАДЖИ-МУРАТ

I 1182

Почти 50 лет тому назад, когда я служил нижним чином на Кавказе, мне случилось прожить несколько недель в небольшом укреплении левого фланга в Чечне.

Воинским начальником этого укрепления был майор Иван Матвеевич Петров, старый кавказец. Я после экспедиции был отпущен на поправку от изнурившей меня лихорадки в ближайшее к нашему полку укрепление. И майор Петров,¹¹⁸³ заведующий укреплением, и его жена были очень добры ко мне. И я невольно вспоминал коменданта из «Капитанской дочки», только с той разницей, что жена Ивана Матвеевича, Марья Дмитриевна, была для меня, по чувствам, которые я к ней испытывал, заодно и капитаншей матерью и Машей. Я был и благодарен ей за ее материнское попечение обо мне и вместе с тем был влюблен в нее, хотя ни она, ни я не знали про это. Я был так молод, природа Кавказа так хороша и сама Марья Дмитриевна, свежая, здоровая 35-летняя женщина, так добродушно ласково улыбалась мне своими красными губами, открывая сплошные блестящие белые зубы, что это не могло быть иначе.

Вскоре после моего приезда в нашем укреплении случилось следующее:

Это было в Июне, часу в девятом. После сильного пароксизма лихорадки, трепавшей меня всю ночь, я вышел на улицу и направился за хинином к фельдшеру, жившему рядом с домом Ивана Матвеевича. Солнце уже вышло из-за гор, и больно было смотреть на освещенные им белые мазанки правой стороны улицы, но зато, как всегда, весело и успокоительно было смотреть налево, на удаляющиеся и возвышающиеся, кое-где покрытые лесом горы и на матовую цепь снеговых гор, как всегда старавшихся притвориться облаками. Я смотрел на эти горы, дышал во все легкие и радовался тому, что я живу и живу именно я, и на этом прекрасном свете. Радовался я немножко и тому, что¹¹⁸⁴ есть на свете милая, добрая Марья Дмитриевна с ее толстой косой, широкими плечами, высокой грудью и ласковой улыбкой. Я подходил уже к домику с палисадником, в котором, она жила,¹¹⁸⁵ когда услыхал перед собой мягкий и частый топот многих лошадиных копыт по пыльной дороге,¹¹⁸⁶ точно скакало несколько человек. Но топот приближался медленно и в конце улицы показалась партия всадников,¹¹⁸⁷ загородившая всю улицу.

В то время немирные партии горцев врывались в русские укрепления и грабили и убивали, и опасность была везде. И потому первое,¹¹⁸⁸ что я испытал при виде этих всадников в черкесках, был подъем того военного чувства, которое всегда жилось в то время на Кавказе: страха не столько смерти, сколько того, чтобы не сробеть и сделать то, что нужно. Но всадники ехали тихо и¹¹⁸⁹ впереди ехал рядом с человеком в белой черкеске офицер русской службы. Черный, горбоносый¹¹⁹⁰ офицер этот в синей черкеске с изобилием серебра на одежде и на оружии¹¹⁹¹ ехал на крупной карабахской лошади¹¹⁹² и беспокойно оглядывался по сторонам.

Никого, кроме меня, не было на улице, и он подозвал меня.

— Это воинской начальник дом? — спросил он меня,¹¹⁹³ указывая плетью на дом Ивана Матвеевича.

Я сказал, что этот самый. Тогда офицер остановил лошадь и по-кумыцки обратился к своему спутнику, сказав, что здесь они слезут (я понимал по-кумыцки), и потом обратился ко мне.

— Поды скажи воинскому начальнику, Хаджи-Мурат приехал, — сказал мне офицер.

Хаджи-Мурат, не поворачивая головы, покосился на меня своими приятными карими глазами, потом обратился назад, к ехавшему за ним рыжему с красным лицом чеченцу в оборванной черкеске и заломленной назад, курпеем к голове, папахе. Чеченец подъехал и заговорил с ним уже не на кумыцком языке, а по-чеченски, с теми странно гортанными свойственными этому языку звуками.

Хаджи-Мурат был широкий в плечах и очень тонкий в поясе человек средних лет. На нем была белая черкеска с черными хозырями и такая же белая папаха, обмотанная белой же тканью. Из-за белого особенно резко выделялись его блестящие черные глаза и небольшая бородка. Оружие на нем было: только большой, золотом отделанный кинжал и такая же шашка через плечо, на тонком ремне.

Лицо его было самое приятно-обыкновенное. Я никогда не видал его, но мне показалось, что я знаю его давно: небольшой сухой нос, черные брови над карими, несколько выпуклыми глазами, твердо сложенные, нетонкие губы, небольшая,¹¹⁹⁴ но густая, не зараставшая по всему подбородку подстриженная бородка. В одной руке он держал плеть, другая с поводьями лежала на луке.¹¹⁹⁵

Хотя это было и не мое дело, я пошел в дом воинского начальника, чтобы объявить ему о приезде. Передний ход был заперт, и я зашел с заднего крыльца через кухню.