Читаем ПСС. Том 38. Произведения, 1909-1910 полностью

— Вы изволите говорить, продолжалъ Орловъ, и его старческое лицо вдругъ помолодѣло, глаза блестѣли. Онъ говорилъ спокойно, медленно, и чувство, руководившее имъ, невольно сообщалось мнѣ по крайней мѣрѣ, что не будь всѣхъ этихъ учрежденій, судовъ, полиціи, войска, мы бы не сидѣли здѣсъ, и Тарасъ — онъ, улыбаясь, указалъ на вошедшаго лакея съ подносомъ — не подавалъ бы намъ кофе.

Тарасъ очевидно былъ смущенъ этимъ обращеніемъ къ нему, но какъ лакей «порядочнаго» дома сдѣлалъ видъ, что слова эти произнесены по французски и непонятны ему. За то княгиня была очевидно скандализована и сдѣлала знакъ Тарасу, чтобъ онъ немедленно исчезъ, что Тарасъ тотчасъ же исполнилъ.

— Правда, продолжалъ спокойно О[рловъ], не будь всѣхъ этихъ учрежденій, мы бы не сидѣли здѣсь, во всей этой обстановкѣ, пользуясь трудами многихъ и многихъ голодныхъ, измученныхъ людей, приготовлявшихъ эту обстановку. Но за то не будь всѣхъ этихъ учрежденій, не было бы и тѣхъ милліоновъ голодныхъ, измученныхъ трудами людей, которые были принуждены готовить эту обстановку.

— Да это соціализмъ! Позвольте мнѣ устраниться отъ обсужденiя этого, давно рѣшеннаго для меня вопроса. Вопросъ шелъ о воровствѣ, которое вы оправдываете и какъ-то соединяете съ нравственностью.

— Воровство, опять улыбаясь, сказалъ Орловъ, воровство? Что такое воровство?

— Я думаю, что нѣтъ и не можетъ быть разногласія въ томъ, что такое воровство. Воровство — это присвоеніе чужой собственности. Такъ по крайней мѣрѣ понималось до сихъ поръ воровство всѣми людьми міра.

— Присвоеніе чужой собственности, вѣрно, совершенно вѣрно. Но позвольте васъ спросить, если, какъ я это видѣлъ въ моей молодости на Кавказѣ, одинъ человѣкъ захватилъ въ плѣнъ другого и считаетъ не только самаго этаго плѣннаго, но и его трудъ своей собственностью. Что если этотъ плѣнный освободится отъ власти своего поработителя и будетъ самъ для себя пользоваться своимъ трудомъ — будетъ этотъ поступокъ воровствомъ?

— Я не понимаю васъ — сказалъ предводитель, c’est trop profond pour nous autres,379 — сказалъ онъ, обращаясь къ кн[ягинѣ].

— Совсѣмъ не профонъ — сказалъ Орловъ, выговаривая французское слово по русски, — а очень просто. Какъ освобожденіе раба отъ своего хозяина не есть присвоеніе чужой собственности, а есть только возстановленіе своего законнаго права, такъ и пользованіе землей, отнятой отъ людей, имѣющихъ одинаковое право на землю — никакъ не есть присвоеніе чужой собственности, а напротивъ — только возстановленiе законнаго равнаго права всѣхъ людей на ту землю, на которой они живутъ и которой питаются.

— Nous у voilà.380 Прекрасно. Стало быть то, что крестьяне вырубили мой лѣсъ, это не воровство?

— Воровство, какъ вы сами сказали, есть присвоеніе однимъ человѣкомъ собственности другого. И потому для опредѣленія того, что есть воровство, надо рѣшить, что есть собственность.

— Собственность это то, что принадлежите мнѣ по закону.

— Какому закону? — заговорилъ Орловъ, есть законъ божескій и человѣческій. Законъ божескій вѣченъ, законъ человѣч[ескій] подлежитъ измѣненіямъ. Рабы, крѣпостные были собственностью и перестали быть собственностью.

— Какъ что такое собственность, вмѣшалась княгиня. У насъ въ семьѣ наше Знаменское переходитъ въ 8 поколѣніе и всегда было собственностью отцовъ, такъ какъ же это не собственность.

— И все таки не собственность, воскликнулъ Орловъ.

— Да это: la propriété c’est le vol381 Прудона, сказалъ камергеръ, спокойно улыбаясь.

— Пожалуй что и такъ, когда собственность не есть произведенiе труда.

— По вашему выходитъ, что за то, что они положили произведенiе своего труда на землю, трудились на ней и наслѣдники ихъ продолжаютъ трудиться на землѣ — у нихъ надо отнять ее и отдать мужикамъ.

— Я ничего не говорю объ отнятіи. Я только говорю, что владѣніе землей не собственность, а захватъ чужой собственности.

— Вотъ этого я никакъ не пойму, сказалъ камергеръ, почему это?

— А потому, что если люди живутъ на островѣ, гдѣ всѣ кормятся землей, одинъ присвоитъ себѣ то, чѣмъ можетъ кормиться другой, онъ отнимаетъ у другого то, что въ извѣстной мѣрѣ должно составлять его собственность, т.-е. совершаетъ382 то, что мы согласились называть воровствомъ.

— Но вѣдь мы не на островѣ.

— Все равно, поверхность земли не безконечна, a опредѣленна.

— Да, но какъ же такъ ровно раздѣлить землю, вступила въ разговоръ кн[ягиня]. Вамъ сколько сахару? спросила она, разливая кофе.

— Дѣлить не нужно и нельзя, какъ нельзя дѣлить воздухъ, всѣмъ одинаково нужно — сказалъ Орловъ.

— Какъ же это такъ не дѣлить?

— А такъ, какъ это понимаютъ эти самые «воры» — народъ, такъ, чтобы признавать землю Божьей, общей, и пользоваться ею только съ общаго согласія.

— Да, это тотъ милый міръ съ своей водкой и двухъаршинными полосками, которыя и довели крестьянъ до того, что они всѣ стали теперь ворами.

— Не ворами, а нищими, а довели ихъ383 до этого не міръ, a землевладѣльцы и правительство.

— Отъ чего въ Европѣ нѣтъ міра, а частная земельная собственность и порядокъ и благоустройство.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза