Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

6) Человѣкъ, какъ разумное существо, не можетъ не быть нравственнымъ или безнравственнымъ, не можетъ не быть добрымъ или злымъ. Не можетъ быть ни то ни сё, п[отому] ч[то] не можетъ не кормиться и не плодиться. А и кормиться и плодиться животное можетъ безразлично, ни нравственно, ни безнравственно, человѣкъ же, какъ разумн[ое] существо, можетъ1095 безнравственно кормиться чужими трудами и безнравственно плодиться, не заботясь о дѣтяхъ.

7) Какъ можно пріучить себя класть жизнь въ чинахъ, богатствѣ, славѣ, даже въ охотѣ, въ колекціонерствѣ, такъ можно пріучить себя класть жизнь въ совершенствованіи, въ постепенномъ приближеніи къ поставленному предѣлу. Можно сейчасъ испытать это: посадить зернушки и начать слѣдить за ихъ ростомъ, и это1096 будетъ занимать и радовать. Вспомни, какъ радовался на увеличеніе силы тѣлесной, ловкости: коньки, плава[нье]. Также попробуй задать себѣ хоть то, чтобы не сказать въ цѣлый день, недѣлю ничего дурнаго про людей, и достиженіе1097 будетъ также занимать и радовать.

8) Самоотреченіе цѣнно, нужно и радостно только, когда оно религіозное, т. е. отрекаешься отъ себя для того, чтобы исполнить волю Бога.

9) Пока человѣкъ въ этой жизни, онъ не можетъ ни всего отдать ни всего понять. И все таки онъ долженъ стараться отдать, и понять какъ можно больше. И чѣмъ больше отдашь и поймешь, тѣмъ больше блага.

10) Человѣкъ1098 упорно держится своихъ мыслей, главное, п[отому], ч[то] онъ дошелъ до этихъ мыслей самъ, и, м[ожетъ] б[ыть], очень недавно, осудивъ свое прежнее. И вдругъ ему предлагаютъ осудить это свое новое и принять еще болѣе новое, то, [до] чего онъ не дошелъ еще. А тутъ еще одно изъ самыхъ смѣшныхъ и вредныхъ суевѣрій, что стыдно измѣнять свои убѣжденія. Стыдно не измѣнять ихъ, п[отому] ч[то] въ все большемъ [и] большемъ пониманіи себя и міра — смыслъ жизни, а стыдно не перемѣнять ихъ.

11) Если есть Богъ, то онъ не три, не два, не двадцать два, даже не одинъ. Понятіе числа не приложимо къ Богу.

12) Да, какъ атлетъ радуется каждый день, поднимая большую и большую тяжесть и оглядывая свои все разрастающіеся и крѣпнущіе бѣлые (бисепсы) мускулы, такъ точно можно, если только положишь въ этомъ жизнь и1099 начнешь работу надъ своей душой, радоваться на то, что каждый день,1100 нынче,1101 поднялъ бòльшую, чѣмъ вчера, тяжесть, лучше перенесъ соблазнъ. Только любоваться нельзя, да и не на что, п[отому] ч[то] всегда остается такъ много недодѣланнаго.

13)1102Нехорошо увѣрять себя, что любишь людей, что живешь любовью, повторять фальшивыя слова Павла или самому придумывать такія. Гдѣ намъ любить, когда вся жизнь наша основана на злѣ. Все, чѣмъ я пользуюсь, сдѣлано съ проклятіями, сдѣлано поневолѣ, отъ нужды, к[оторой] я пользуюсь. Говорить про нашу любовь къ людямъ, даже вызывать въ себѣ чувства, подобныя любви, все равно, что лакомъ покрывать нетесанное дерево, скородить непаханное. Мы живемъ угнетеніемъ братьевъ. Надо, прежде, чѣмъ любить, перестать жить ихъ страданіями.

14) Скажи: если бы то, для достиженія чего ты трудишься, могло бы быть достигнуто тѣмъ, чтобы твоя дѣятельность осталась бы нетолько неизвѣстна, но считалась бы подлой, дурной, — продолжалъ ли бы дѣлать то, что дѣлаешь? Только когда на такой вопросъ отвѣтъ навѣрно положительный, можно отдавать всѣ свои силы на избранную дѣятельность.

15) Все мнѣ думается, что сонъ, сновидѣнія, кот[орыя] представляются намъ событіями, суть воспоминанія, но что въ сонномъ состояніи они представляются намъ событіями. (Это не ясно, но тутъ есть что-то.)

16) Христіанское человѣчество стоитъ передъ дилеммой: отречься нетолько отъ христіанства, но и отъ всякой религіи, или отказаться отъ государства, отъ могущества, силы. Европейцы, Французы, Американцы, Англичане, Нѣмцы какъ будто склоняются къ первому рѣшенію: отказъ отъ религіи; надѣюсь, что русскіе изберутъ второе.

17) Удивительно, что люди не видятъ того, что и внутренняя, глубокая причина, и послѣдствія совершающейся теперь въ Россiи революціи не могутъ быть тѣже, какъ причины и послѣдствія революціи, бывшей больше ста лѣтъ тому назадъ.

18) Мнѣ представляется, что я движусь и весь міръ движется, и я называю это временемъ, тогда какъ ничто не движется, а происходитъ только то, что я открываюсь самъ себѣ вмѣстѣ съ открывающимся мнѣ міромъ.

Все, что я узнаю: всю мою жизнь, всю жизнь міра, все то, что я знаю изъ прошедшаго, то, что открылось въ свое время другимъ людямъ и передано мнѣ, все то, что я узнаю изъ будущаго, т. е. того, что открывается мнѣ, все это не движется и не есть ни прошедшее ни будущее, а есть всегда, внѣ времени.1103 Оно всегда было, есть и будетъ и Все неизвѣстно мнѣ, а только часть этого вѣчно сущаго раскрылась и раскрывается въ моей жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы