Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

Въ очень хорошемъ душевномъ состояніи любви ко всѣмъ. Читалъ Іоанна посланіе. Удивительно. Только теперь вполнѣ понимаю. Нынче было великое искушеніе, к[отор]ое такъ и не преодолѣлъ вполнѣ. Догналъ меня Абакумовъ съ просьбой и жалобой за то, что его за дубы приговорили въ острогъ. Очень б[ыло] больно. Онъ не можетъ понять, что я, мужъ, не могу сдѣлать по своему, и видитъ во мнѣ злодѣя и фарисея, прячущагося за жену. Не осилилъ перенести любовно, сказалъ А[бакумову], что мнѣ нельзя жить здѣсь. И это не добро. — Вообще меня все больше и больше ругаютъ со всѣхъ сторонъ. Это хорошо. Это загоняетъ къ Богу. Только бы удержаться на этомъ. Вообще чувствую одну изъ самыхъ большихъ перемѣнъ, совершившихся во мнѣ именно теперь. Чувствую это по спокойствію и радостности и доброму чувству (не смѣю сказать: любви) къ людямъ. Всѣ почти мои прежнія писанія послѣднихъ лѣтъ, кромѣ Евангелія1135 и нѣкоторыхъ, мнѣ не нравятся по своей недобротѣ. Не хочется давать ихъ.

Маша сильно волнуетъ меня. Я очень, очень люблю ее.

Да, хочется подвести отдѣляющую черту подъ всей прошедшей жизнью и начать новый, хоть самый короткій, но болѣе чистый эпилогъ.

————————————————————————————————————

[27 ноября 1906. Я. П.] 26 ноября 1906. Я. П.

Сейчасъ, часъ ночи, скончалась Маша. Странное дѣло. Я не испытывалъ ни ужаса, ни страха, ни сознанія совершающагося чего-то исключительнаго, ни даже жалости, горя. Я какъ будто считалъ нужнымъ вызвать въ себѣ особенное чувство умиленія горя и вызывалъ его, но въ глубинѣ души я былъ болѣе покоенъ, чѣмъ при поступкѣ чужомъ — не говорю уже своемъ — нехорошемъ, не должномъ. Да, это событіе въ области тѣлесной и потому безразличное. — Смотрѣлъ я все время на нее, какъ она умирала: удивительно спокойно. Для меня — она была раскрывающееся передъ моимъ раскрываніемъ существо. Я слѣдилъ за его раскрываніемъ, и оно радостно было мнѣ. Но вотъ раскрываніе это въ доступной мнѣ области (жизни) прекратилось, т. е. мнѣ перестало быть видно это раскрываніе; но то, что раскрывалось, то есть. «Гдѣ? Когда?» это вопросы, относящiеся къ процессу раскрыванія здѣсь и не могущіе быть отнесены къ истинной, внѣпространственной и внѣвременной жизни. — Записать надо:

1) Во мнѣ постоянно борятся три жизни: 1) животная, 2) во мнѣніи людскомъ и 3) жизнь1136 божеская. Божеская жизнь, т. е.1137 проявленіе во мнѣ воли, силы божьей, одна жизнь истинная; двѣ первыя — подобія жизни, скрывающія истинную. Всѣ различія людей только въ томъ, какая жизнь преобладаетъ; а всѣ живутъ до конца.

2) На народномъ языкѣ жалѣть значитъ любить. И это вѣрное опредѣленіе того рода любви, к[отор]ый больше всего связываетъ людей и вызываетъ ихъ любовную дѣятельность. Есть любовь, когда, видя высоту, правду, радостн[ость] человѣка — существа, чувствуешь свое единство съ нимъ, желаешь быть имъ. Это любовь низшаго существа къ высшему. И есть любовь, и самая нужная — перенесенiе себя въ другаго, страдающаго человѣка, состраданіе, желаніе помочь ему. Это: жалѣть — любить. Первая любовь можетъ перейти въ зависть, вторая можетъ перейти въ отвращеніе. — Первая любовь: любовь къ Богу, къ святымъ, къ лучш[имъ] людя[мъ], свойственна человѣку, но особенно важно развить въ себѣ вторую и не дать ей извратиться въ отвращеніе. Въ первой любви мы жалѣемъ, что мы не такіе, какъ тѣ, кто лучше насъ, во второй любви мы жалѣемъ, что люди не такіе, какъ мы: мы здоровы, цѣлы, а они больны, калѣки. Вотъ тутъ надо особенно стараться выработать въ себѣ такое же отношеніе къ духовно больнымъ людямъ, развращеннымъ, заблуждающимся,1138 гордымъ (что особенно трудно), какъ и къ больнымъ тѣлесно. Не сердиться на нихъ, не спорить съ ними, не осуждать ихъ, а если не можешь помочь, то жалѣть ихъ за то, что тѣ духовныя калѣчества и болѣзни, к[оторыя] они несутъ, не легче, а еще тяжелѣе тѣлесныхъ.

3) Я думалъ прежде — и такъ записалъ — что какъ, положивъ1139 свою жизнь въ произращеніи, можно радоваться на1140 успѣхи произрастанія, также можно, положивъ свою жизнь въ совершенствованіи, радоваться на успѣхи. Но это неправда. Свое совершенствованіе никогда не видишь, если оно дѣйствительно. А если видишь, то его нѣтъ. Можно только пріучить себя класть жизнь не въ совершенствованіи, а въ1141 проявленіи своей божественной природы, жить по божьи, и усиліе замѣнится привычкой.

4)1142 Жизнь, истинная жизнь только въ томъ, чтобы въ каждый моментъ настоящаго, не руководясь ни прошедши[мъ] ни будущи[мъ], проявлять свою божескую сущность, жить «побожьи».1143 Какъ это мало, а вся мудрость жизни, вся разгадка ея смысла въ одномъ этомъ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы