Читаем ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг. полностью

Сегодня гораздо лучше. Вчера получилъ письма. Соня не очень ждетъ. Всетаки завтра хочу ѣхать, если велитъ Богъ. Отъ Ч[ерткова] пріятное о предисловіи и отъ Lucy Malory тоже.366 Много хожу. И все читаю Тэна. Очень для меня важно.

367 Читая исторію франц[узской] революціи, становится несомнѣнно ясно, что основы революц[iи] (на к[оторыя] такъ несправедливо нападаетъ Тэнъ) несомнѣнно вѣрны и должны быть провозглашены и что, какъ онъ говоритъ, воображаемый человѣкъ, т. е. идеалъ человѣка, гораздо дѣйствительнѣе Француза извѣстнаго времени и мѣста, и что руководиться этимъ воображаемымъ человѣко[мъ] для устройства жизни гораздо практичн[ѣе],368 чѣмъ руководиться соображеніями о свойства[хъ] такого-то и такого-то Француза; ошибка б[ыла] только въ томъ, ч[то] провозглашенные принципы предполагалось осуществлять также, какъ и прежнія злоупотребленія: насиліемъ. L’assemblée construante369 была бы совершенн[о] права, если бы она объявила тѣ же самые принципы, а именно: что никто не можетъ владѣть другимъ, не можетъ владѣть землей, никто не можетъ собирать подати, ник[то] не можетъ казнить, лишать свободы; объявила, что отнынѣ никто, т. е. правительство, не будетъ поддерживать этихъ правъ, и больше ничего. Что бы изъ этого вышло — не знаю, и никто не знаетъ, что бы вышло и теперь, если бы это б[ыло] объявлено; но одно несомнѣнно, что не могло бы выдти того, что вышло въ Франц[узской] революціи. Частные люди никогда не побьютъ, не зарѣжутъ и не ограбятъ одной тысячной того числа, к[оторое] побьютъ и ограбятъ правительства, т. е. люди, признающіе за собой право убивать и грабить. Можетъ быть, не б[ыло] готово франц[узское] общество370 къ такому перевороту тогда; мож[етъ] б[ыть], оно не готово и теперь; но несомнѣнно, что переворотъ этотъ долженъ совершиться, что371 человѣчество все болѣе и болѣе приготовливается къ этому перевороту и что придетъ время, когда человѣчество будетъ готово къ нему.

22 Авг. 1904. Яс. Пол.

Вчера вернулся изъ Пирогов[а]. Сер[ежа] кончается. Я б[ылъ] не нуженъ ему. Съ него снимается послѣдній покровъ, скрывавшій въ этой жизни отъ него сущность его души, или, вѣрнѣе: то проявленіе дѣйствительно сущаго, τò õѵ,372 сущее, перестаетъ проявляться въ немъ. Дома хорошо, и мнѣ хорошо. Разобрался въ письмахъ и въ календарѣ. И на душѣ хорошо. Записать нужно одно, самое важное и радостное.

Мнѣ вполнѣ ясно, близко стало то, что жизнь есть просвѣтленіе, сниманіе покрововъ съ сущаго. Оно стоитъ неподвижно, но вокругъ него все просвѣтляется,373 снимаются покровы, оно познаетъ все новое и новое, и ему кажется, что оно движется и что его жизнь въ этомъ движеніи. Если бы оно бы[ло] одно, то просвѣтленіе это б[ыло] бы просвѣтленіе, а не казалось бы движеніемъ. Но оно не одно, оно просвѣтляется среди различно просвѣтляющих[ся] существъ, и эти различныя степени просвѣтлен[ія] даютъ понятія374 движенія во времени, к[оторое] есть только отношеніе просвѣтленій. Доступныя моему наблюденію просвѣтленія совершаются въ кругахъ375 спиральныхъ, циклахъ, кругахъ, постепенно376 просвѣтляющихся. (Заболѣлъ животъ, и не могу дальше связно писать. И это не то.)

Всѣ существа..... (Послѣ).

Сравнить это можно съ тепломъ, свѣтомъ, заключеннымъ въ377 оболочки льда, вообще тающаго отъ тепла вещества различной толщины. Я одна изъ такихъ частицъ тепла и свѣта и, по мѣрѣ таянія оболочки, вижу все болѣе и болѣе378 другія частицы тепла, растопляющія свои различной толщины оболочки. Что это происходитъ въ людяхъ, я навѣрное знаю по себѣ. Знаю, что это происходитъ въ животныхъ,379 догадываюсь, что это происходитъ въ растеніяхъ, предполагаю, что это же происходитъ въ томъ, что такъ далеко отъ меня (такъ невидна мнѣ тающая оболочка), что я считаю эти тѣла не живыми — какъ планеты, звѣзды и атомы. — Просвѣтленія совершаются въ отдѣльныхъ частяхъ — личностяхъ, и въ соединеніяхъ частей: въ клѣткахъ и въ тѣлѣ человѣка, въ отдѣльныхъ живыхъ существахъ и во всей планетѣ съ ея обитателями животными и растительными. (Не хорошо. Не то.)

26 Ав. 1904. Пирогово.

Сережа умеръ. Тихо, безъ сознанія, выраженнаго сознанія, что умираетъ. Это тайна. Нельзя сказать, хуже или лучше это. Ему б[ыло] недоступно дѣйственное религіозное чувство (мож[етъ] б[ыть], я еще самъ себя обманываю; кажется, что нѣтъ). Но хорошо и ему. Открылось новое, лучшее. Также, какъ и мнѣ. Дорога, важна степень просвѣтленія, а на какой она ступени въ безконечномъ кругу, безразлично.

Два дня работалъ надъ календар[емъ], уясняется. Но еще трудно.

1) Говорятъ о бѣдствіяхъ анархіи, даже террористической. Развѣ это можетъ сравниться съ бѣдствіями хоть теперешн[ей] японск[ой] войны?

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Савва Морозов
Савва Морозов

Имя Саввы Тимофеевича Морозова — символ загадочности русской души. Что может быть непонятнее для иностранца, чем расчетливый коммерсант, оказывающий бескорыстную помощь частному театру? Или богатейший капиталист, который поддерживает революционное движение, тем самым подписывая себе и своему сословию смертный приговор, срок исполнения которого заранее не известен? Самый загадочный эпизод в биографии Морозова — его безвременная кончина в возрасте 43 лет — еще долго будет привлекать внимание любителей исторических тайн. Сегодня фигура известнейшего купца-мецената окружена непроницаемым ореолом таинственности. Этот ореол искажает реальный образ Саввы Морозова. Историк А. И. Федорец вдумчиво анализирует общественно-политические и эстетические взгляды Саввы Морозова, пытается понять мотивы его деятельности, причины и следствия отдельных поступков. А в конечном итоге — найти тончайшую грань между реальностью и вымыслом. Книга «Савва Морозов» — это портрет купца на фоне эпохи. Портрет, максимально очищенный от случайных и намеренных искажений. А значит — отражающий реальный облик одного из наиболее известных русских коммерсантов.

Анна Ильинична Федорец , Максим Горький

Биографии и Мемуары / История / Русская классическая проза / Образование и наука / Документальное
Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы