ПСС. Том 58. Дневники и записные книжки, 1910 г.

1138. 86^35—38. Вечером тяжелая сцена,..... но больно стало. — См. запись Толстого от 3 августа в «Дневнике для одного себя». Приводим описание этой тяжелой сцены, пользуясь записями А. Л. Толстой, В. М. Феокритовой, Д. П. Маковицкого, А. Б. Гольденвейзера, В. Ф. Булгакова и С. А. Толстой. Софья Андреевна получила письмо от Эльмера Моода, составлявшего английскую биографию Толстого («The Life of Tolstoy»), вместе с копией письма Толстого к Мооду от 23 июля 1910 г. (см. т. 82), в котором Толстой просил Моода выпустить из биографии то место, где говорится о якобы неодобрительном отношении к Черткову его покойной дочери Марьи Львовны Оболенской. Это письмо явилось толчком к возбуждению Софьи Андреевны. (См. прим. 1070.) Она вновь стала вспоминать запись Толстого в его Дневнике молодости от 29 ноября 1851 г., где говорится о его влюбленности в мужчин, стала читать вслух присутствовавшим это место Дневника, вместе со своими примечаниями, в которых она, основываясь на этой записи, старалась объяснить дружбу Толстого к Черткову, как патологическую, противоестественную привязанность мужчины к мужчине. В записи этой Толстой, будучи еще двадцатитрехлетним молодым человеком, писал: «Я никогда не был влюблен в женщин... В мущин я очень часто влюблялся»... Описывая далее свое чувство к некоторым мужчинам и перечисляя, в кого именно он был влюблен, Толстой заканчивал запись: «Было в этом чувстве и сладострастие, но зачем оно сюда попало, решить невозможно; потому что, как я говорил, никогда воображение не рисовало мне любрические картины; напротив, я имею страшное отвращение». См. полностью эту запись в томе 46, Дневник 1851 г. от 29 ноября.

В тот же день Софья Андреевна написала ответ Мооду, в котором она просила не считаться с желанием ее мужа, который, как она пишет, «стал слаб, потерял собственную волю и находится под влиянием Черткова и боится его..., тем более, — заканчивала свое письмо С. А. Толстая, — что муж мой наверно не станет вновь читать вашу книгу». Письмо это, фотокопия которого прислана Моодом в переводе на русский язык, публикуется в примечании к письму Толстого к Мооду от 23 июля 1910 г., т. 82. Сам Моод, упоминая об этом эпизоде в письме к редактору настоящего тома от 8 июля 1929 г., пишет, что в данном месте своей книги он не называл Черткова по имени, а писал про некоего «Х» и он может предположить, что Софья Андреевна, читая вслух Льву Николаевичу его книгу, сама расшифровала «X», прочитав вместо него фамилию Черткова.

В этот же день С. А. Толстая получила письмо от матери В. Г. Черткова, Е. И. Чертковой, в котором она протестовала против распространяемой Софьей Андреевной клеветы на ее сына. Софья Андреевна сейчас же ответила Е. И. Чертковой. Оба эти письма опубликованы А. Б. Гольденвейзером в его Записях, 2, стр. 200—202. — Не удержавшись в своем раздражении против Черткова, Софья Андреевна стала требовать, чтобы Лев Николаевич прочитал ее переписку с Моодом и Е. И. Чертковой, когда же он отказался, сама прочла ему вышеприведенную выдержку из его Дневника молодости, со своими объяснениями. В. Ф. Булгаков пишет об этом в записи от 3 августа своего Дневника: «Сегодня вечером опять тяжелые и кошмарные сцены. Софья Андреевна перешла все границы в проявлении своего неуважения ко Льву Николаевичу и наговорила ему безумных вещей, оправдывая ненависть свою к Черткову. Я видел, как после разговора с ней в зале Лев Николаевич быстрыми шагами прошел через мою комнату к себе, прямой, засунув руки за пояс и с бледным, точно застывшим от возмущения и ужаса перед услышанным, лицом. Затем щелкнул замок. Лев Николаевич запер зa собой дверь в спальню на ключ. Потом он прошел из спальни в кабинет и точно так же запер на ключ дверь из кабинета в гостиную, замкнувшись таким образом, в двух своих комнатах, как в крепости. Его несчастная жена подбегала то к той, то к другой двери и умоляла простить ее... и открыть дверь, но Лев Николаевич не отвечал...» («Трагедия Льва Толстого», стр. 70—71). «Лев Николаевич ни слова ей не ответил, — пишет А. Б. Гольденвейзер со слов А. Л. Толстой и В. Ф. Булгакова, — а немного погодя, страшно бледный, прибежал к Александре Львовне и упал в кресло. Александра Львовна взяла его пульс — больше ста и сильные перебои. Вошел Душан Петрович. Лев Николаевич сказал ему: «Передайте ей, что если она хочет меня убить, то она скоро этого добьется». Лев Николаевич сказал Александре Львовне, что хотел сейчас же уйти пешком на Козловку и уехать в Москву, и оттуда просить выслать ему вещи». («Вблизи Толстого», 2, стр. 203.) Сама же С. А. Толстая в «Ежедневнике» от 3 августа пишет: «Мне было плохо весь день. Мучительные мысли и подозрения не оставляли меня. Получила письмо от Чертковой и Моода. Вечером предложила Льву Николаевичу для объяснения моей ревности к Черткову прочесть его старый Дневник 1850 г. о его любви к мущинам. Лев Николаевич рассвирепел ужасно, кричал «уйду», бегал по комнатам, как зверь, и заперся. Опять страдания!»