ПСС. Том 58. Дневники и записные книжки, 1910 г.

Пожалуйста, сделайте, как я прошу и чтоб в наших отношениях не осталось и тени какого-нибудь неудовольствия друг на друга.

Спасибо за всё очень большое; всё надеюсь — до свидания.

Привет Гале и всем друзьям. Л. Т. 25 утром».

В. Г. Чертков ответил следующим письмом от 26 сентября: «Нет, дорогой Лев Николаевич, я не могу, как вы просите, не говорить больше о таком письме моем, которое было вам тяжело. Чувствую необходимость сказать вам, что мне мучительно сознавать, что я написал вам такое письмо, да еще в такое и без того тяжелое для вас время, и что я из глубины своего сердца прошу у вас прощения. Прошу только для того, чтобы облегчить себя прося, а не чтобы получить прощение, потому что чувствую по вашему письму, что вы на меня и не сердитесь.

Не могу также не сказать вам, что третьего дня, когда и написал это письмо, я был целый день так расстроен душой, как давно не был, вследствие внезапного столкновения с одним из моих здешних молодых друзей — товарищем Димы (Перевозниковым). Тотчас после возникновения этого недоразумения между им и мною (вчера, слава богу, окончившегося примирением и очищением душевного воздуха между нами), я хотел отвести себе мысли от этого предмета, взявшись за свои обычные занятия. А на первой очереди у меня было это письмо к вам, которое я собирался вам написать. Но очевидно от столкновения с Перевозниковым я этим хотя действительно и отвлек свое внимание в другую сторону, но душу не очистил от дурного настроения, а потому я вам высказал то, что имел сказать, в дурном, недобром духе, как отчасти и сознавал, когда писал. И потом, послав письмо, я всё время внутренно беспокоился, не причинит ли оно вам боль? Видно, раздражение и гнев сидели в моей душе, и что нельзя их устранять отвлечением своего внимания на другой предмет, а необходимо в таких случаях прежде всего, и ничего другого не предпринимая, уединиться с богом и очистить перед ним свою душу от личной досады и нелюбви, раньше чем воображать, что можешь что бы то ни было другое успешно сделать. Это будет для меня навсегда ценным уроком, и особенно ценным потому, что я знаю, что побуждение написать вам то письмо, возникшее еще накануне, до моего душевного разстройства, было самое хорошее и не «личное», а когда я писал, то очевидно находился, как вы и заметили, под гнетом «личного» недоброго настроения, хотя, быть может, и не в том смысле, в каком вы предположили и не могли не предположить. Видите, как я спокойно нарушаю вашу настойчивую просьбу не упоминать больше о том моем письме к вам. Но я не мог оставить между нами невысказанным то, что сейчас написал, и вы меня порадовали бы, если бы дали мне знать, что вам не было неприятно, что я вас не послушался. Сейчас примусь за продолжение письма о других предметах, которое пишу вам, а это передаю Булгакову, чтобы не задерживать его. В. Ч.».

1721. 138^14—19. Опять просьба..... Саша рассердилась ужасно..... поплакали. — Судя по Дневникам Толстого и А. Л. Толстой, раздражение Александры Львовны было 25 сентября, а не 23, как пишет Булгаков («Трагедия Льва Толстого», стр. 88—90). Подробно описывая это происшествие, Булгаков пишет в своем Дневнике: «Александра Львовна громко осуждала Льва Николаевича в «ремингтонной», в разговоре с В. М. Феокритовой... Вдруг входит Лев Николаевич. — «Что ты, Саша, так кричишь?» — Александра Львовна ему выразила свое недовольство: это нехорошо, что он снялся с Софьей Андреевной, в то время как дал Софье Андреевне обещание не сниматься больше у Черткова; это непоследовательно жертвовать интересами друга и дочери ради взбалмошной женщины, дозволять ей перевешивать фотографии, и пр., и пр. Лев Николаевич покачал головой в ответ на слова Александры Львовны и произнес: «Ты уподобляешься ей!» — С этими словами он ушел к себе в кабинет». Далее, Булгаков со слов А. Л. Толстой пишет, что, когда она после неоднократного зова пришла наконец в кабинет к отцу и заняла место зa столом, чтобы стенографически записать одно письмо, «старик вдруг упал головою на ручку кресла и зарыдал... «Не нужно мне твоей стенографии!» — проговорил он сквозь слезы. Александра Львовна кинулась к отцу, просила у него прощения, и оба плакали».

26 сентября, стр. 138.

1722. 138^20—25. Опять сцены..... Но оч[ень], оч[ень] трудно. Помоги, Госпо[ди]. — См. прим. 1380.

27 сентября, 138—139.

1723. 139^4—7. Вчера была ужасная сцена..... И лгала. — См. прим. 1380.

1724. 139^8—9 вероятно выслеживая меня. — См. прим. 1386.

28 сентября, стр. 139.

1725. 139^10—12. Очень тяжело..... можно все таки любить. — Запись относится к С. А. Толстой.

29 сентября. стр. 139.