Читаем ПСС. Том 66. Письма, 1891 (июль-декабрь) — 1893 полностью

1892 г. Февраля 6. Бегичевка.


Григорий Алексеевич!

Федор Алексеевич Страхов,1 по моему поручению, едет в Клекотки с тем, чтобы привести в ясность количество дров и их распределение, равно и все другие дела. — Пожалуйста, расскажите и разъясните ему всё и все его распоряжения исполняйте.

Я ему записал,2 что нужно сделать, а другое он сам решит как лучше, с вашим советом.

Желаю вам всего хорошего.

Л. Толстой.


Написано в один день с письмом к С. А. Толстой от 6 февраля (см. т. 84, стр. 115—116).


1 Федор Алексеевич Страхов (1861—1923), по образованию юрист, автор ряда статей религиозно-философского содержания; знакомый Толстого с 1889 г. В феврале 1892 г. Страхов помогал Толстому в его работе на голоде, организовав столовые в Скопинском уезде и живя в селе Муравлянке.

2 Эта записка Толстого неизвестна.

* 166. Б. Н. Леонтьеву.

1892 г. Февраля 6. Бегичевка.


Дорогой Борис Николаевич,

Бог нам дал нового сотрудника Фед[ора] Алекс[еевича] Страхова. Я его знал прежде. Мы решили поместиться ему в Муравлянке и открывать по мере нужды столовые далее в том краю. Пока он едет в Клекотки привести в ясность дела о дровах и другие.

Сделали ли вы расписание поименное кому ходить в столовые? У нас это сделало пертурбацию, но я думаю на пользу.

Помогай бог.

Любящий вас Л. Толстой.


Датируется по содержанию.

Борис Николаевич Леонтьев (1866—1909) — бывший воспитанник пажеского корпуса; в 1891 г. работал в организованной Файнерманом и М. Алехиным столярной мастерской в Полтаве. 20 декабря 1891 г. пришел пешком в Бегичевку, снабженный собранными в Полтаве деньгами на содержание двух столовых. 24 декабря был направлен Толстым в деревню Муравлянку для открытия столовых в Скопинском уезде и заведования ими. Со второй половины февраля 1892 г. переселился в Хованщину, Епифанского уезда.

167. Д. А. Хилкову.

1892 г. Февраля 7. Бегичевка.


Вы меня спрашиваете про буддийское понятие «карма».1 Я вот что думал недавно:

Во сне мы живем точно так же, как и наяву. Паскаль говорит, кажется, так, что если бы мы видели себя во сне постоянно в одном и том же положении, а наяву в различных, то мы бы считали сон за действительность, а действительность за сон.2 Это не совсем справедливо. Действительность отличается от сна тем, что она, главное, действительнее, реальнее. Так что я бы сказал так:

Если бы мы не знали жизни более действительной, чем сон, то мы сон считали бы вполне жизнью и никогда не усумнились бы в том, что это не настоящая жизнь. Теперь наша вся жизнь от рождения до смерти с своими снами не есть ли в свою очередь сон, который мы принимаем за действительную жизнь и в действительности которой мы не сомневаемся только потому, что мы не знаем другой более действительной жизни? Я не только думаю, но убежден, что это так.

Как сны в этой жизни суть состояния, во время которых мы живем впечатлениями, чувствами, мыслями предшествовавшей жизни и набираемся сил для последующей жизни, так точно теперешняя вся наша жизнь есть состояние, во время к[отор]ого мы живем «кармой» предшествующей, более действительной жизни и во время которого набираемся сил, вырабатываем карму для последующей, той более действительной жизни, из которой мы вышли.

Как снов мы переживаем тысячи в этой нашей жизни, так и эта наша жизнь есть одна из тысяч таких жизней, в которые мы вступаем из той более действительной, реальной, настоящей жизни, из кот[орой] мы выходим, вступая в эту жизнь, и возвращаемся умирая. Наша жизнь есть один из снов той, более настоящей жизни. Но и та, более настоящая жизнь, есть только один из снов другой, еще более настоящей жизни и т. д. до бесконечности, до одной последней настоящей жизни — жизни бога.

Рождение и появление первых представлений о мире, это засыпание и самый сладкий сон, смерть — это пробуждение.

Ранняя смерть — это человека разбудили, но он не выспался; старческая смерть, это — выспался и уж спал слабо и сам проснулся. Самоубийство — это кошмар, к[оторый] разрушает[ся], тем, что вспоминаешь, что ты спишь, делаешь усилие и просыпаешься.

Человек, живущий одной этой жизнью, не предчувствующий другой — это крепкий сон; самый крепкий сон без сновидений— это полуживотное состояние. Чувствовать во сне то, что происходит вокруг тебя, спать чутко, быть готовым всякую минуту проснуться — это сознавать, хоть смутно, ту другую жизнь, из к[оторой] вышел и в к[оторую] идешь. —

Во сне человек всегда эгоист и живет один, без участия других, без связи с ними. В той жизни, которую мы называем действительностью, уже есть что-то похожее на любовь к ближнему. В той же, из которой мы вышли и куда идем, эта связь еще теснее, любовь уж не только нечто желаемое, но действительное. В той, для которой и та жизнь — сон, связь и любовь еще большие. И мы в этом сне уже чувствуем всё то, что там может быть и будет. Основа всего уже есть в нас и проникает все сны.

Перейти на страницу:

Все книги серии Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений в 90 томах

Похожие книги

Великий раскол
Великий раскол

Звезды горели ярко, и длинный хвост кометы стоял на синеве неба прямо, словно огненная метла, поднятая невидимою рукою. По Москве пошли зловещие слухи. Говорили, что во время собора, в трескучий морозный день, слышен был гром с небеси и земля зашаталась. И оттого стал такой мороз, какого не бывало: с колокольни Ивана Великого метлами сметали замерзших воробьев, голубей и галок; из лесу в Москву забегали волки и забирались в сени, в дома, в церковные сторожки. Все это не к добру, все это за грехи…«Великий раскол» – это роман о трагических событиях XVII столетия. Написанию книги предшествовало кропотливое изучение источников, сопоставление и проверка фактов. Даниил Мордовцев создал яркое полотно, где нет второстепенных героев. Тишайший и благочестивейший царь Алексей Михайлович, народный предводитель Стенька Разин, патриарх Никон, протопоп Аввакум, боярыня Морозова, каждый из них – часть великой русской истории.

Георгий Тихонович Северцев-Полилов , Даниил Лукич Мордовцев , Михаил Авраамович Филиппов

Историческая проза / Русская классическая проза