Паломник открыл глаза – и ослепительно-яркий, сухой свет накатил волной, заставив зажмуриться от боли. Кто-то придержал его…
– Тихо, тихо…
Что-то мягкое прикоснулось к его губам – и он почувствовал вкус подсоленной воды. Под ним все колыхалось, как на телеге…
– Попей, бвана… Нам долго ехать…
Окончательно Паломник пришел в себя только к вечеру…
Они ехали на типично африканском средстве передвижения – носатом грузовике «Мерседес» с тремя осями и мощной рамой, перегруженном до предела. Водители таких вот машин, чтобы подработать, брали попутчиков, сажали их не в кабину, а наверх, прямо на груз. Получалось не так-то плохо – не автобус, но и не верблюжий караван. Полиция отчаялась проверять таких пассажиров и гоняли их только во время усиления…
А усиление сняли…
Паломник вспомнил все – амнезии у него не было. Это заставило его поморщиться.
Вместе с ним ехали человек двадцать. Бедно одетые, в основном мужчины, – женщин совсем немного, ребенок только один, грудной. Люди были совсем не похожи на негров Центральной и Южной Африки, луноликих, с их толстыми губами. Тонкие, почти европейские черты и светлая кожа жителей Нила, более темная кожа и большие глаза местных. И человек, который его спас, – высокий лоб, благородные очертания скул и подбородка. Увидев, что белый пришел в себя, он улыбнулся.
– Я вижу тебя, бвана… – поприветствовал он Паломника традиционным зулусским приветствием.
– И я вижу тебя, Джумба… – ответил Паломник. – Зачем мы здесь?
– Не думаю, что ты предпочел бы остаться в городе, бвана… – покачал головой зулус, – в городе неспокойно…
– Но как…
– В нашем народе говорят, что даже ветер имеет уши, бвана… – предупреждающе сказал зулус, одетый как бедный крестьянин-общинник. – Поговорим, когда сойдем. Это скоро…
Это место на севере Абиссинии было красиво той потрясающей красотой, какая встречается лишь в нескольких местах на земле – например, в Туркестане, район Шарын, национальном парке Пурнулулу в Австралии или в Северной Америке, в Гран-Каньоне. Огромные, старые, уже разрушающиеся горы, выдолбленные ветром, водой и временем широкие, причудливой формы каньоны между ними, зеленые веснушки кустов на уступах холмов и скал. Здесь можно было снимать вестерны про Дикий Запад, здесь можно было остаться жить навсегда, но в Абиссинии – здесь были только скалы и редкие домишки, распластанные на горных склонах и сделанные из обтесанного камня и глиняного раствора…
Они сошли у заправочной станции, неизвестно как оказавшейся в этой глуши, где ничего не было, кроме рекламы фильмов шестидесятых годов и стайки приблудных собак. Зулус протянул Паломнику крепкую суковатую палку.
– Это тебе, бвана. Осталось недолго…
Дул ветер. Грузовик, окутавшись удушающим смогом выхлопа, тронулся дальше в путь. Паломник огляделся – и не увидел ничего, кроме гор да какой-то лениво кружащей в небе птицы. Наверное, гриф, африканский вестник смерти. Далеко забрался…
– Куда мы идем, Джумба?
– В хорошее место, бвана. Там тебе помогут…
Тропинка медленно поднималась в гору. Болталась между упавших сверху валунов и торчащих в небо каменных сталагмитов, как девчонка на вечеринке, выбирающая, с кем бы ее закончить…
Вспомнилось Могадишо. Паломник улыбнулся… боль хоть немного, но отступила.
– Чему улыбаешься, бвана? – спросил зулус, проверяя тропинку впереди такой же суковатой палкой. – В моем народе говорят, что только женщина способна радоваться, еще не достигнув конца пути.
– А где он – конец?
Зулус серьезно посмотрел на часы, достав их из кармана. На часах не было ремешков, но это были настоящие часы, признак безусловно состоятельного человека в Африке. И они ходили.
– Еще часа три, бвана. Если идти так, как сейчас…
Через полчаса они сделали привал на показавшемся безопасным месте. Огромный валун защищал их от лишнего взгляда с дороги. Зулус намочил палец слюной, провел над землей – приток воздуха был. Разложив крохотный бездымный костер, он начал заваривать кофе, у него с собой оказались и молотые зерна, и вода…
– Зачем ты меня спас, Джумба? – спросил Паломник, устроившись так, чтобы как можно меньше чувствовать боль от ранений. – Это потому, что я знаю язык людей?
– Нет, не поэтому, бвана… Это потому, что ты мне брат. Я сразу это почувствовал.