Псы господни

– Брат? Разве не белые люди причинили тебе зло?

Зулус отрицательно покачал головой. Из кармана он достал какой-то сверток, аккуратно развернул тряпицу. Взору Паломника предстал большой небогатый медный крест грубой местной работы. Он машинально коснулся своей груди.

– Ты христианин?

– Я православный, бвана. Я – из немногих людей моего народа, узривший истинного Бога и пришедший к нему. Ты не брат мне по крови, но ты брат мне во Христе, вот почему я тебя спас. Мы идем туда, где тебе помогут.

– Такие же братья во Христе?

Зулус кивнул.

– Дорога, ведущая к Богу, трудна и опасна, и не каждый может преодолеть ее. Увидел споткнувшегося брата своего – помоги ему, и оба, может быть, спасетесь…

Зулус говорил на своем языке, который Паломник знал не очень хорошо, но сейчас он перешел на знакомый Паломнику амхари.

– Ты прав… – подумав, сказал Паломник. – А как ты пришел к Богу?

Джумба покачал головой.

– Каждый ищет свою дорогу. До того как я узрел Господа, я, как и весь мой народ, пребывал в заблуждении и рассеянии. Но люди, которые помогли мне, дали мне то, чего не было ни у меня, ни у моего народа. Теперь у меня это есть.

Зулус протянул большую, горячую кружку Паломнику прямо с огня. Кружка была только одна, и они должны были пить из нее по очереди. Как братание. Как причащение. Африканское причащение…

– И что же это, Джумба?

– Терпение, брат. Моему народу всегда не хватало терпения. Как только нас били по одной щеке, мы сразу бросались в драку. Но теперь я знаю, что, если тебя ударили по одной щеке, смиренно поклонись и подставь другую. И помни об этом, пока не представится возможность отомстить…

– Своеобразная трактовка христианства, брат… – Паломник передал кружку назад. – А антибиотики тебе тоже дали твои друзья?

– Да, брат… И это, и многое другое…

Монастырь, как и обещал Джумба, находился примерно в трех часах пути.

Это было невысокое, сложенное как крепость здание, выступающее прямо из самой земли – оно было построено так, что казалось ее неотъемлемой принадлежностью. К этому зданию вели ворота, тоже своеобразные – прямо из горы вырастало что-то вроде небольшого, европейского вида одноэтажного домика с деревянной дверью, перекрывавшего тропу. Кое-где были видны явно следы человеческих рук – сложенные из камня невысокие ограды и заграждения, за ними также росла зелень. На крутых подъемах из камня же были выложены ступени, такие большие, что впору были бы и великанам. Дальше тропа раздваивалась, потом еще делилась, какие-то ее рукава вели наверх, по совсем уж незаметным тропинкам какие-то вели к приземистому зданию монастыря. По виду монастырь должен был вмещать человек двадцать-тридцать, и было непонятно, откуда люди берут в этих местах воду и чем они питаются…

В воротах их встретил старик, старый священник. Ему могло быть и пятьдесят лет, и все девяносто – у африканцев сложно определить возраст. Кожа цвета абьянского[99] кофе, перерезанная глубокими ущельями морщин, большие внимательные глаза, выпуклый лоб, волосы, прикрытые странного вида клобуком, похожим на те, какие носят иерархи армянской автокефальной церкви. В одной руке у него был посох, а в другом крест. Крест тоже странный – равносторонний, из какого-то темного металла, расширяющийся на концах – было похоже, что это не крест, а боевое метательное оружие.

– Слава Богу… – сказал Святой отец и перекрестился.

– Слава Богу… – сказал зулус и тоже наложил на себя крест широкими размашистыми движениями. Паломник тоже перекрестился, вспоминая давно забытые движения – он так давно воевал, что забыл, как накладывать на себя крест.

– Мы рады, что ты вернулся, Мбопа…

– Я вернулся не один, Отец, я привел своего брата. И брата нам всем…

Священник посмотрел на обросшего бородой, исхудавшего, грязного белого, старающегося стоять прямо.

– Нашему брату необходима помощь… – сказал Отец. – Брат Евген посмотрит его. Пойдемте, уже темнеет…

Внутри помещение монастыря было отделано деревом, которое здесь, в бесплодных горах Дэбре-Дамо, в большой редкости и стоит дорого. Сами здания тоже были сложены весьма странно – Паломник никогда не видел такой архитектуры… Деревянные и каменные пояса чередовались до самой крыши, окна были как бойницы. И в окнах было не стекло, а наборные витражи из цветного стекла, как в старых европейских храмах. Внутри зато темноту разгоняли не керосиновые примусы, а вполне современного вида туристические лампы. Здесь также были иконы – как потемневшие от времени, писанные на деревянных досках, так и современные, на которых были довольно наивно изображены библейские сюжеты. Чем-то эти новомодные иконы были похожи на детские комиксы на религиозные мотивы, но все равно они вызывали уважение. Перед иконами горели лампады на масле…