Псы господни

Их связной – связной генерала – ждал их у бараков, нищих жилищ на окраине города, которые негус приказало построить для самых обездоленных своих подданных – бесплатно[49]. Обычно здесь бывало шумно, вовсю горели костры, раздавались крики – то наслаждения, то боли, то ужаса, но сейчас все было тихо. Связной был полицейским, настоящим, он приехал сюда на полицейской машине, а все те, кто жил здесь, знали, как опасно связываться с полицейскими. Поэтому вся местная беднота-блатота попряталась по норам, лишь омерзительно пахло мочой, навозом да едва слышно дышали, возились в темноте животные.

Луч света осветил связного, его пикап, точнее не пикап, а дешевый внедорожник «Ауто Юнион» с мигалкой и громкоговорителем. Связной был в форме, как ему и приказали, и он был напуган. Его лицо блестело в свете фонарей, сам он того и гляди мог броситься бежать куда глаза глядят. Африканцы плохо умеют справляться с подобными ситуациями, их очень легко соблазнить деньгами или чем-то там, но они плохо понимают смысл и суть понятия «ответственность» и не готовы ее нести. Этого полицейского купили за небольшую ежемесячную выплату, что при семье в девятнадцать человек было как нельзя кстати, и подсунутую информацию о партии контрабанды, которая помогла ему удостоиться похвалы германского офицера и продвижения по службе – теперь у него было звание, эквивалентное унтер-вахмистру в германской полиции. До сих пор все, что от него требовалось, – это закрывать глаза на склады с оружием и нелегальные явки на своей территории. Но теперь он знал, что люди генерала задумали что-то недоброе, и знал, что германцы этого просто так не оставят и обязательно дознаются. Но сделать ничего не мог.

– Селам, – поздоровался по-амхарски командир группы, осматриваясь в поисках опасности.

– Селам нех вей, рас[50], – голос полицейского дрожал, он чуть было не сказал привычное «герр офицер».

– Индемин але?[51]

Не слишком умный, решивший, что его и впрямь спрашивают о делах в городе, полицейский начал рассказывать просительным тоном, но главный среди бандитов взмахом руки прервал его:

– Бека[52], – презрительно бросил террорист. – Те рам эд!

Паломник услышал это. Звук машин насторожил его – машины были две. Ночью здесь на улицах мало кто бывает, немцы не любят, когда кто-то шастает ночью по городу, немцы любят порядок. Он бы, возможно, еще успокоил сам себя, если бы была одна машина, но их было две, и они ехали друг за другом. И на скорости, которая слишком маленькая даже для этой, с не самым лучшим покрытием улицы.

А если есть сомнения – сомнений нет!

– Дверь закрыта? – спросил он.

– Конечно, закрыта… – Доронго побледнел.

– У тебя есть оружие?

– О господи…

– Шевелись, не стой как столб!

Паломник бросился к своим вещам, которые были сложены в углу. Набросил на себя разгрузочный жилет – удобный, он надевался сверху, через голову, и застегивался по бокам. Первым делом, как только он вселился в эту комнату, он проверил и зарядил свое оружие, снарядил магазины и вложил их в разгрузочный жилет. Сейчас его предусмотрительность спасала ему жизнь – он схватил в руки автомат с уже навернутым глушителем, бросился в коридор. За спиной что-то причитал торговец Доронго…

Два пикапа вслед за полицейской машиной протолкались по каким-то проулках, которые по европейским меркам были настоящими свинарниками, а по африканским – вполне даже чистыми, выехали на Берлинерштрассе, не включая фар. Сначала выехала полицейская машина – на случай, если на улице есть кто-то, кто не должен там быть. Потом полицейский отсигналил фонарем, и на улицу один за другим выехали и пикапы с боевиками. Они остановились около полицейской машины, так что головной поравнялся с ней.

– Йет?[53] – в голосе старшего прозвучала угроза.

– Ех дет! На! На![54] – полицейский показал рукой вперед.

Старший среди боевиков посмотрел на тихую, мрачную улицу, на которой лишь редкие желтые прямоугольники окон напоминали о том, что это хоть относительно, но все же цивилизованная страна.

– Дхакак! Дхакак! [55]

Замыкающая машина осталась на месте, головная двинулась вслед за пикапом. Это была ошибка…

Как и по всей Африке, кроме разве что просвещенных городов самого ее юга, здесь все крыши были плоскими в отличие от того места, где Паломник родился, дождь здесь был манной небесной, а не наказанием. По лестнице он поднялся на третий этаж, огляделся – на крышу здания вела еще одна лестница, но не капитальная, а металлическая, грубо сваренная, прикрепленная к тому месту, где в потолке был люк. Он стволом отпихнул в сторону люк, замер: выстрел, граната – может быть все, что угодно. Но ничего этого не было – на крыше не было никого. Паломник выскользнул на крышу, распластался по ней, прислушиваясь, как зверь.