Псы господни

В последний день августа “Роза мира” обогнула мыс Зоза и бросила якорь в Гаррике.

Сэр Джон и его родственник распрощались с Трессилианом, добрались де Смидика, а потом поднялись в гору, на свой величавый Арвенак, откуда в ясный день открывался вид на Лизард, стоявший в пятнадцати милях от Арвенака.

Не успев приехать в Арвенак, Джервас тут же его покинул. Он даже не остался обедать, хотя время было позднее. Теперь, когда Трессилиан вернулся домой, новости о последних событиях в Лондоне могли в любой момент достичь поместья Тревеньон, и тогда Джервас лишился бы удовольствия самому подробно описать Маргарет свой триумф. Киллигру, прекрасно понимая, чем вызвана эта спешка, подтрунивал над ним, но отпустил его с миром и сел обедать один.

Хоть до соседнего поместья – от двери до двери – было меньше двух миль, Джервасу не терпелось добраться туда поскорее, и он пустил лошадь в галоп.

На подъездной аллее, ведущей к большому красному дому с высокими фигурными трубами, он увидел грума Годолфинов в голубой ливрее, с тремя лошадьми и узнал, что Питер Годолфин, его сестра Розамунд и Лайонел Трессилиан остались на обед у Тревеньонов. Было уже около трех часов, и Джервас с облегчением подумал, что они скоро уедут. А в первый момент, увидев лошадей, Джервас огорчился, решив, что торопился напрасно и его уже опередили.

Он нашел всю компанию в саду, как и два года назад, когда заехал попрощаться с Маргарет. Но тогда он только ждал славы. Теперь он был овеян славой, и королева посвятила его в рыцари. Англичане будут повторять его имя, оно войдет в историю. Воспоминания о посвящении в рыцари в Уайтхолле придавали сэру Джервасу уверенности в себе. Рыцарское достоинство сразу вошло в его плоть и кровь, отразилось в горделивой осанке.

Он послал слугу доложить о своем приходе.

– Сэр Джервас Кросби к вашим услугам, ваша светлость, – произнес Кросби, появившись вслед за слугой.

Он был в том же эффектном бархатном костюме. У Маргарет на миг перехватило дыхание. Краска сошла с ее лица, а потом прихлынула горячей волной. Ее гости, два кавалера и сестра одного из них, были потрясены не меньше. Розамунд Годолфин, нежной белокурой ангельского вида девушке, было не больше шестнадцати, но ее чары уже воспламенили сердце властного, повидавшего жизнь Трессилиана.

Джервас и Маргарет посмотрели друг на друга и на мгновение позабыли обо всех вокруг. Застань он ее одну, Джервас, несомненно, заключил бы Маргарет в объятия: она сама дала ему это право в словах, сказанных при прощании два года тому назад. Нежелательное присутствие гостей понуждало его к большей сдержанности. Оставалось лишь, взяв ее руку, низко склониться и прижаться к ней губами в ожидании будущего блаженства, когда он выпроводит назойливых гостей. С этого он и начал.

– Я высадился на мысе Пенденнис около часа тому назад, – сказал он, чтобы Маргарет оценила его нетерпение, жажду увидеть ее как можно скорее. Обернувшись к младшему Трессилиану, Джервас добавил: – Ваш брат привез нас из Лондона на своем корабле.

– Оливер дома? – взволнованно прервала его Розамунд.

Она побледнела в свой черед, а ее красавец-брат нахмурился. Корысти и осторожности ради он поддерживал с Трессилианами видимость дружеских отношений, но истинной любви между ними не было. Они всегда были его соперниками. Их интересы все чаще сталкивались, а теперь Питер вовсе не собирался поощрять любовь, вспыхнувшую между сестрой и старшим Трессилианом. Но Джервас припас для него неприятное известие.

– “Роза мира” бросила якорь в Гаррике, – ответил он на вопрос Розамунд, – и сэр Оливер, наверное, уже дома.

– Сэр Оливер! – эхом откликнулись юноши, и Лайонел повторил с вопросительной интонацией:

– Сэр Оливер?

Джервас улыбнулся с некоторой снисходительностью и, отвечая на вопрос Лайонела, рассказал о том, какая и ему, Кросби, выпала честь.

– Королева посвятила его в рыцари одновременно со мной, в прошлый понедельник в Уайтхолле, – добавил он.

Маргарет стояла, обняв за талию тоненькую Розамунд. Ее глаза сверкали, а глаза Розамунд были подозрительно влажны. Лайонел радостно засмеялся, узнав об успехах брата. Лишь Питера Годолфина не обрадовало это известие. Теперь эти Трессилианы станут еще несноснее, милость королевы даст им неоспоримое преимущество в графстве. Годолфин ехидно усмехнулся. У него всегда была наготове такая усмешка.

– Ну и ну! Почести, наверное, сыпались градом.

Джервас уловил насмешку, но сдержался. Он смерил Годолфина снисходительным взглядом.

– Не так щедро, сэр. Они доставались только тем, кого королева сочла достойным.

Джервас мог ограничиться намеком на то, что насмехаться над почестями – все равно, что насмехаться над тем, кто их дарует. Но ему хотелось продолжить разговор на эту тему. Гордость за свой успех, который пришел так неожиданно, слегка вскружила ему голову, ведь он был еще так молод.