Псы господни

– Хочу сослаться на слова ее величества, впрочем, может быть, это сказал сэр Фрэнсис Уолсингем, что цвет Англии – те двадцать тысяч, что вышли в море навстречу опасностям и сломили могущество Испании. Таким образом, сэр, рыцарей всего один на тысячу. В конце концов не так уж густо. Но если бы в рыцари посвятили всех участников битвы, все равно насмешка была бы неуместной и глупой: ведь это послужило бы знаком отличия их от тех, кто доблестно отсиживался дома.

Наступило неловкое молчание. Леди Маргарет досадливо нахмурилась.

– Как много слов и как мало сказано, сэр, – холодно заметил Питер. – Смысл тонет в потоке слов.

– Хотите, чтобы я выразил свою мысль в двух словах? – отозвался Джервас.

– Боже правый, нет! – решительно вмешалась Маргарет. – Оставим эту тему. Мой отец, Джервас, будет рад видеть вас. Он в библиотеке.

Это была отставка, и Джервас, полагая ее несправедливой, рассердился, но скрыл раздражение.

– Я подожду, пока вы освободитесь и проводите меня к нему, – сказал он с любезной улыбкой.

И тогда, досадуя в душе, кавалеры, едва кивнув Джервасу, распрощались с хозяйкой, и Годолфин увез свою сестру.

Когда они ушли, Маргарет неодобрительно скривила губы.

– Вы поступили дурно, Джервас.

– Дурно? Господь с вами! – воскликнул Джервас и, напоминая Маргарет, с чего все началось, передразнил жеманного Питера Годолфина: – “Ну и ну! Почести, наверное, сыпались градом”. А это хороший поступок? Любой хлыщ будет насмехаться над моими заслугами, а я смирюсь со своей несчастной судьбой и подставлю другую щеку? Вы этого ждете от своего мужа?

– Мужа? – Маргарет сделала большие глаза, потом рассмеялась. – Будьте любезны, напомните, когда я вышла за вас замуж. Клянусь, я не помню.

– Но вы не позабыли, что обещали выйти за меня замуж?

– Не помню такого обещания, – заявила она с той же легкостью.

Джервас, не обращая внимания на легкомысленный тон, взвесил сказанное. У него перехватило дыхание, кровь отлила от лица.

– Вы собираетесь нарушить свое слово, Маргарет?

– А это уже грубость.

– Мне сейчас не до хороших манер, мадам.

Джервас горячился, терял самообладание, она же сохраняла спокойствие и выдержку. Маргарет не прощала несдержанности ни себе, ни другим, и горячность Джерваса ее уже порядком раздражала. Он же продолжал свой натиск:

– Когда мы прощались в зале, вы дали обещание выйти за меня замуж.

Маргарет покачала головой.

– Если мне не изменяет память, я обещала, что выйду замуж только за вас.

– Так в чем же разница?

– Разница в том, что я не нарушу данного вам слова, если последую примеру королевы и проведу свой век в девичестве.

Джервас задумался.

– И каково же ваше желание?

– Я останусь при своем мнении, пока кто-нибудь не переубедит меня.

– Как же вас переубедить? – спросил он несколько вызывающе, задетый за живое этой недостойной, по его мнению, игрой словами. – Как вас переубедить? – повторил он, кипя от негодования.

Маргарет стояла перед ним прямая, натянутая, как струна, глядя мимо него.

– Разумеется, не теми способами, к которым вы доселе прибегали, – сказала она спокойно, холодная, уверенная в себе.

Окрыленность успехом, гордость за свое новое рыцарское звание, сознание собственной значимости, которое оно ему придавало, – все куда-то разом подевалось. Джервас надеялся поразить Маргарет – поразить весь мир – оказанной ему честью и воспоминаниями о подвигах, снискавших эту честь. Но реальность была так далека от розовых грез, что сердце у него в груди обратилось в льдышку. Каштановая голова, гордо вскинутая на королевском приеме в Уайтхолле, поникла. Он смиренно понурил взгляд.

– Я изберу любой способ, угодный вам, Маргарет, – молвил он наконец. – Я люблю вас. Это вам я обязан рыцарским званием, это вы вдохновили меня на подвиги. Мне все время казалось, что вы смотрите на меня, я думал лишь о том, чтоб вы гордились мной. Все нынешние почести и все грядущие для меня ничто, если вы не разделите их со мной.

Джервас взглянул на Маргарет. Очевидно, его слова тронули ее, смягчили ожесточившуюся душу. В ее улыбке промелькнула нежность. Джервас не преминул этим воспользоваться.

– Клянусь честью, вы ко мне неблагосклонны, – заявил он, возвращаясь к прежней теме. – Я сгорал от нетерпения увидеть вас, а вы оказали мне такой холодный прием.

– Но вы затеяли ссору, – напомнила она.

– Разве меня не провоцировали? Разве этот щенок Годолфин не насмехался надо мной? – раздраженно возразил Джервас. – Почему в ваших глазах то, что делает он, – хорошо, а то, что делаю я, – плохо? Кто он вам, что вы защищаете его?

– Он мой родственник, Джервас.

– И это дает ему право публично оскорблять меня, вы это хотите сказать?

– Может быть, мы оставим в покое мистера Годолфина? – предложила она.

– С превеликой радостью! – воскликнул Джервас.

Маргарет рассмеялась и взяла его за руку.

– Пойдемте к отцу, вы еще не засвидетельствовали ему своего почтения. Расскажете ему о своих подвигах на море, а я послушаю. Возможно, меня так очарует эта история, что я вам все прощу.

Джервасу показалось несправедливым то, что он еще должен заслужить прощение, но он не стал спорить с Маргарет.