Пташка

Неужели Фиргалл мог несколько дней назад увлеченно рассказывать ей про звезды голосом, в котором не было этого яда?

– Послушать моего сына, так ты была живым мертвецом, когда он встретил тебя.

Гнеда сглотнула и стиснула зубы.

– Зачем ты так поступил со мной?

Вместо предполагаемой холодности девушка услышала в своих словах укор. Она совсем не умела притворяться, не стоило и пробовать.

Фиргалл криво усмехнулся и поднялся. Серебристая свита сидела на нем как влитая, подчеркивая крепкий стройный стан.

– Я преподал тебе урок, а ты, вместо того чтобы извлечь из него пользу, лишь лелеешь свою обиду. – Он заложил руки за спину и принялся мерить шагами светлицу. – Никому нельзя доверять. Не в твоем положении. Ты можешь рассчитывать только на себя.

Он резко повернул голову, и это хищное движение напомнило ей Гобахана.

– Но это был ты! – с упреком начала Гнеда, но сид тут же перебил ее:

– Небеса, да ты проспала полдороги! Почему ты полагаешь, что со мной находишься в безопасности? Да, мы во владениях моего отца, но кто знает, на что готовы пойти люди Финтана? Ты хоть раз видела, чтобы я терял бдительность, даже на миг? Достаточно одной метко пущенной стрелы, и меня больше не будет рядом.

Он снова замолчал и продолжил ходить, глядя себе под ноги. Гнеда провела тыльной стороной ладони по обветренным губам. В горле так пересохло, что она отдала бы что угодно за глоток воды.

– Ты мог сказать об этом, а не бросать в одиночестве и неизвестности!

– Да, но ты бы пропустила мои слова мимо ушей. Речи – это пустое, ничто не научит тебя лучше собственного опыта. Конечно, разве стоит заботиться о безопасности, трудиться запоминать дорогу, вообще узнавать, куда и зачем тебя везут? – Он резко всплеснул рукой, прежде чем вернуть ее за спину. – Ведь рядом всегда оказывается кто-то, жаждущий тебе помочь!

Его уничижительный намек покоробил Гнеду.

– Если бы Айфэ не нашел меня… – ее голос пресекся, и девушка поспешила прикрыть рот рукой.

– О, ты скорее умрешь от жалости к себе, чем от чего-то иного! – вспылил Фиргалл, и его глаза блеснули раздражением. – Он встретил тебя на тропе к усадьбе, ты была на правильном пути! – выплюнул сид. – Еще немного, и ты бы вернулась сама. Но разумеется, это бы лишило тебя удовольствия быть спасенной. – Фиргалл с издевкой протянул последнее слово. – Если бы только твой отец мог видеть тебя сейчас!

Глаза Гнеды расширились, а кровь прихлынула к лицу. Она вскочила, вытянув руки со сжатыми кулаками вдоль тела, и выкрикнула:

– Мой отец никогда бы так не поступил со мной!

Фиргалл остановился, глядя на нее со странным выражением, которое Гнеда не могла распознать.

– Меня оставили в лесу, когда я встречал десятую зиму, – процедил он сквозь зубы. Ярость потихоньку отступала, и девушка заметила, что сид побледнел. – Я не делал с тобой ничего, через что не прошел бы сам. Ты должна быть готова, выйдя из дому, больше туда не вернуться. Ты обязана осознавать, что происходит вокруг, а не предаваться вместо этого бесполезным мечтаниям. Ты должна уметь постоять за себя. Выжить в одиночестве. А самое главное, – он смерил ее темным взглядом, – ты должна быть сильной. Страх, обида, жалость к себе – это слабость.

Гнеда несколько мгновений молча смотрела на сида, тщетно пытаясь пробить невидимую стену за его глазами.

– А жалость к другим, Фиргалл? – Ее голос подрагивал, а губы не слушались. – Жалость к другим – это тоже слабость?

– Еще какая, – тихо ответил он и отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

После произошедшего Гнеда почти перестала видеть Айфэ. Он больше не приходил, чтобы взять ее на прогулку, не проведывал в конюшне, когда девушка ухаживала за Пламенем, не появлялся, как это бывало прежде, из ниоткуда, чтобы увлечь с собой на рыбалку или в свое тайное укрытие на дереве, где они могли часами наблюдать за птицами и разговаривать обо всем на свете.

Занятия с Фиргаллом между тем шли своим чередом, так, словно ничего не случилось. Пожалуй, сид был сильнее, чем обычно, замкнут и сдержан, но он и до этого не отличался особенной душевностью.

Спустя несколько дней после возвращения в поместье Гнеда обнаружила в своей горнице незнакомый короб, который оказался набит новыми уборами и украшениями. Девушка, не надевавшая почти ничего, кроме пары самых простых нарядов, печально усмехнулась, поглаживая блестящую вышивку на веселой изумрудной ткани. Кажется, Фиргалл решил откупиться от нее.

Страда и сбор урожая были закончены, скотина сбавлена, закрома заполнены. Вознаграждая своих людей за благополучное завершение летних работ, Фиргалл распорядился приготовить щедрый пир. Гуляния длились несколько дней и напомнили Гнеде Дожинки[60], что устраивались в Перебродах. Обычно она с нетерпением ждала этого времени, когда в деревне накрывались длинные столы, начинались игры и пляски вокруг высоких костров, но нынче, без Айфэ, бывшего ее проводником в чужом мире, она чувствовала себя лишней.