Птенчик

Его ниоткуда не было видно. Однажды вечером Гена остался в Хижине и разжег костер, а Вова ушел на другой берег реки в поселок и смотрел. Ни огонька, ни дыма он не увидел. Так что это было настоящее тайное логово и никто, кроме них двоих, не знал, где оно находится.

Путь к Хижине лежал мимо Ведьминогодома.

За мостом, на выезде из поселка, начали строить улицу, даже дорогу заасфальтировали, но отчего-то дом там стоял лишь один. Зато какой. Большой, деревянный и немного покосившийся. Всегда тусклый, серый и мрачный. Сколько себя помнил Вова, там жила старуха, которую и звали Ведьмой.

Говорили, что она убила одного своего сына, а второй сбежал от нее в город. С тех пор Ведьма жила одна и только и ждала, как бы поймать какого-нибудь ребенка взамен убитого.

И то, что сама она умерла год или два назад, ее не остановило. Каждый мальчишка в поселке знал, что если посмотреть в сумерках в окно этого дома, то увидишь Ведьму.

А она увидит тебя. Запомнит. А ночью придет и утащит в пустые, затянутые паутиной комнаты.

А еще там иногда можно было увидеть и ее убитого сына, и это было даже хуже. Но никто не говорил почему.

– Чертово радио, – повторил Гена. – Я бы пошел. Заодно посмотрел бы на этого новенького. Спорим, он псих? С такой-то мамашей.

Вова застыл в восхищении.

– Да, было б клево.

– Ма-а-ам… – протянул Гена жалобно. – Можно, я…

– Не можно… Закрой дверь! Хорошего отношения не понимаешь…

За спиной у Гены появилась рука, схватила его за ворот и утащила в квартиру.

Дверь закрылась, а через секунду послышался плач, а еще крики Гениной мамы.

Вова сбежал по ступенькам, пока и ему не досталось.

Да уж, не погулять сегодня…

Вова постоял немного во дворе, пока опять не услышал смех Семеновой компашки, и поспешил выйти на дорогу.

Он шатался по улицам и за это время встретил пару малышей на санках да продавщицу возле магазина «У Инны». Вова поздоровался с ней, но она то ли его не заметила, то ли решила не замечать.

Поднялся ветер, но Вове было жарко; он ослабил мокрый от пота шарф и начал подумывать о том, чтобы вернуться домой.

Последние несколько минут он даже не размахивал палкой, а опирался на нее, как на трость. Он увлекся тем, что разглядывал дырки в снегу, которые она оставляла при каждом касании, а когда поднял голову, понял, что стоит возле школьного забора.

Красные железные ворота были закрыты, перемотаны ржавой цепью и тоскливо поскрипывали на ветру. Пустая школа с темными окнами напоминала Ведьмин дом – такая же одинокая, заброшенная. Опасная.

Вова огляделся. Вокруг никого. Тем не менее у него было неприятное чувство, будто кто-то внимательно его разглядывает. Откуда-то из школьных окон.

Вова смутно догадывался, кто это.

Там, в коридоре первого этажа, на стене среди других зверей был нарисован он. Волчок.

Вова знал, что тот ждет его. Хочет, чтобы мальчик вошел туда, хочет встретить его в пустых и темных коридорах.

И все закончится. Не будет больше страха. Не будет тоски. Не будет…

«Войди», – услышал он. Или подумал, что слышит.

Ведь это просто где-то далеко воет ветер.

«Войди», – это скрипит цепь на воротах.

«Войди», – это где-то хлопает крыльями птица.

«Войди», – это облака плывут по небу.

Войди.

Войди.

Войди.

Ко мне.

К нам.

– Матюхин! По учебе соскучился?

Смех привел его в чувство.

Вова понял, что успел забраться на забор и перекинул уже одну ногу. С секунду он так и сидел, пытаясь понять, как здесь оказался. Озноб вернулся, зубы застучали, а дрожащие пальцы едва держались за холодное железо.

Это ведь просто из-за болезни? Это словно ходишь во сне.

У забора стояли две девчонки. Вовины одноклассницы. Их обоих звали Виками. Одна высокая, худая, и фамилия у нее была Швабрина, а вторая Вика почти наполовину ее ниже. Отсюда и прозвища: Швабра и Полшвабры.

Вова хотел что-то ответить им, когда Полшвабры опередила:

– Ты бы домой шел, Матюхин. Мамка твоя приехала.

Дальше Вова помнил только их смех, когда он грохнулся с забора, как бежал, как ему вслед что-то кричала продавщица из магазина «У Инны», как его едва не сбил трактор, который чистил снег, а водитель громко и страшно матерился.

* * *

Вова пришел в себя, лишь свернув на свою улицу.

Он окончательно взмок от бега, на глаза из-под шапки стекал пот, а колючий шарф до красноты натер шею. Сердце колотилось, а руки дрожали так, что он едва сумел протереть рукавом лоб.

Возле дома стояла машина. Черные «жигули». В моделях Вова не разбирался, но, скорее всего, шестерка.

Вова медленно подошел к ней и сквозь стекло разглядел, что руль у нее обит мехом, серым и таким до ужаса знакомым. Пахло бензином и горелой пластмассой. С ветрового стекла свисали деревянные четки, а рукоятка переключения скоростей увенчивалась большим кристаллом, внутри которого притаилась красная роза. Вова как завороженный разглядывал ее, когда услышал крики.