Птенцы велосипеда

Самое великое и разрушительное зло – это равнодушие. Хуже него с человеком не может случиться ничего. Невидимое, страшное в своем удобстве зло.

Ничего же не случилось? Никто не причинял такого уж особенного вреда. Еда, одежда, соцпакет. Не обращайте внимания. Ни следов от порки ремнем, ни шрамов от потушенных сигарет, ни желчи, ни крови, ни спермы. Ну, разве что, полстакана слез.

Все там нормально, не выдумывайте.

Отведите глаза, вы не обязаны. Не обращайте внимания.

Пройдите мимо. Бывает хуже. Не обращайте внимания.

НЕ ОБРАЩАЙТЕ ВНИМАНИЯ.

***

В квартире Рашель свет не горел, в углу дивана сжался темный силуэт. Увидев Виолу, Давид безмолвно поднялся ей навстречу. Она обняла сына, поцеловала куда-то в шею.

– Он спит, – шепнула после долгого молчания.

Давид вздохнул, прижался крепче.

– Можно я останусь с ним? Тут?

– Конечно. Я принесу тебе еще одеяло.

Теплая звездная ночь была неподвижна безмолвна. Даже с проспекта, против обыкновения, не доносилось гудков машин. Ноа раскинулась на постели, положив ноги на ноги Виолы. Она заснула поздно, немного напуганная всеобщим волнением, все время спрашивала о «брате Лауры».

– Он умирает?

– Нет, милая. – «Уже нет». – Засыпай, цыпленок.

***

Давид с Але спустились домой умываться и есть, когда солнце начало поджаривать матрас с той стороны, куда не достигала тень зонтика.

Ноа ела овсянку и с любопытством разглядывала гостя, над верхней губой блестели шоколадные усы. Мама выглядела так, словно не сомкнула глаз всю ночь. А Давид вот, наоборот, выспался, несмотря на комаров.

– Что это, святая Мадонна?! – неслышным шепотом спросил Алато Давида, когда мама поставила перед ним тарелку каши.

Давид вспыхнул, а мама рассмеялась и хотела забрать овсянку обратно:

– Возьми хлопья, не мучайся.

– Скажи хотя бы, оно сладкое или соленое? – Але потянул тарелку к себе.

– Сладкое, – фыркнул, отвечая вместо мамы, Давид.

После завтрака мама с Але ушли вниз курить: она нашла у себя неоконченную пачку «Винстона» и отдала ему. Давид немного ревновал, но все же больше гордился ею. От осознания, что его мать – такая, хотелось смеяться от счастья.

После обеда мама забрала машину и они все вместе отвезли Але домой. Стоя у дверей его подъезда, Давид никак не мог найти каких-то верных слов, и прощание затягивалось, становилось неловким.

– Созвонимся, братишка, – наконец, сказал Але и улыбнулся, хлопнул его по плечу.

Вернувшись, Давид снова полез на чердак к Фаладжи. Нужно было прибрать за собой, а главное – просто побыть одному, слишком уж насыщенным получился день. Он уже собирался спускаться, когда на крышу шагнул Мартино и остановился, прижался к стене, занавесив глаза кудрями.

– Что? – поднял бровь Давид.

Фаллани просидели все это время дома, как трусливые мыши, подглядывая через балкон. Ну или им просто было мерзко столкнуться на лестнице с «лысым наркоманом», как окрестила Алато синьора Франческа. Давид уже успел пообщаться со старой дурой днем… Риччи надменно спрашивала, кого еще они собираются притащить в этот дом и «постыдились бы хоть памяти Лоренцо». Лоренцо бы точно рассмеялся. Давиду было не до смеха. Мама потом спрашивала, не стыдно ли ему за то, что наговорил ей в ответ. Нет, ему не было стыдно. Да и маме тоже, хоть она и сделала вид…

– Слушай… Я хотел… У тебя есть минутка?

Мартино выглядел измученным. Давид вздохнул.

– Чего тебе? Я все уберу, не волнуйся, квартира Рашель останется, как была.

– Да я не о том, – Мартино поморщился, как от зубной боли. – Я просто… Я не знал что сказать. Или сделать. Я же вообще не знал, что случилось. Он вскрылся и в психушку попал, да?

– Да, – с вызовом бросил Давид.

Мартино потер плечо, наконец поднял лицо.

– Так нельзя. Я был идиотом.

– Да нет, не особенно. Ладно, проехали, – смягчился Давид.

Он сел на край поднимающейся вверх крыши, Мартино устроился по соседству, нахохлившись, сунул руки в карманы.

– Ты мой лучший друг, – тихо сказал он. Я хочу чтобы ты был рядом. И мне быть с тобой рядом. Всегда.

Давид невольно хихикнул. Идиот и есть.

– В жизни по-разному бывает, – пожал плечами он. – Всякое может случиться.

Мартино так на него посмотрел, словно ждал, что нечто жуткое случится прямо сейчас.

– Ну даже если и так, что с того? – Давид шутливо пихнул его в бок.

Мартино жалобно улыбнулся.

– Будем просто жить дальше, – улыбнулся в ответ Давид. – Мы же только начали!

***

Виола попросила у Алессандро письменное разрешение от Анны Эспозито, чтобы вывезти детей в горы. Проблемы – это последнее, чего сейчас хотелось. Разрешение было получено, бабушка Але, оставшаяся присматривать за Серджио, дала старшему внуку в дорогу бутылку колы и десятку, на которую он купил несколько бутербродов в булочной.