Птенцы

-- Эфендинин елкилерле булушмак исин ем реттиги сеу бу му? (Твой господин так велел встретить послов?)

-- Элсилер? (Послов?)

-- Элсилер-элсирер. Или думаешь, что я явился сюда полюбоваться на твою небритую морду?

-- Не? (Что?)

-- Не - "не", а - "да". Бизи устайя гётёр. О беклиуор (Проведите нас к господину. Он ждёт)

Воин возмутился: какой-то неверный осмеливается указывать ему, потомку доблестных сельджуков!, что надо делать. Но взобравшийся на борт чиновник в широкой, похожей на гнездо аистов, папахе, негромкими словами унял храбреца. Пленных, и русских, и дейлемитов, довольно грубо согнали в лодки и перевезли на берег.

Старший из спутников Афони, тощий мелкий мужичок, в тревоге оглядывался на кораблик, на котором осталась часть команды захватчиков:

-- Пограбят, Афанасий Никитич, как пить дать пограбят.

-- Да и хрен с ним. Будем живы - взыщем, а нет - так нет.

Окружив пленных конями, стражники погнали их почти бегом к городу. Дорога шла полями, постепенно поднимаясь к городку, значительную часть которого составляли древние развалины. Укрепления города, летний дворец персидских царей, многие усадьбы и дома были разрушены два столетия назад. На их основаниях, часто - из их же камней более поздние насельники строили свои убогие жилища. Четырёхбашенная крепость, в которой жил местный владетель, была частью старинного укрепления, срытого, по большей части, ещё в 10 в. Видны были заплатки и следы ремонтов более поздних времён.

Афоня тяжело вытирал пот шапкой, стоя среди своих людей на солнцепёке двора.

-- Уф. Отяжелел. Брюхо отрастил.

И вдруг рассмеялся:

-- Хорошо-то как! Пробежаться-то! Как молодой! Козликом. Прыг-скок, прыг-скок.

Ему нет и двадцати пяти. Но густая борода и положение начальника заставляют вести себя как "мужа доброго". Так же, как к "вятшему", а значит - взрослому, матерому мужу относятся к нему и его спутники.

А тут можно пробежаться, размяться. Без утраты авторитета, "ввиду обстоятельств необоримой силы". Хорошо-то как!

Русские захихикали. Дейлемиты сперва растерялись от приступа непонятного веселья. Потом сами начали улыбаться. Охрана напряглась, смутно предполагая, что смеются над ними.

Тут на крыльцо дворца, а конкретно на каменную плиту, являющуюся единственной ступенькой перед низенькой дверкой в голой глинобитной стене, выскочил павлин, а точнее: чудак в расшитом когда-то халате, в синей чалме с красными длинными перьями на голове. И завопил.

В длинном противном взвизге прослушивалось имя Аллаха - раз шесть, имя местного владетеля - раза два и слово хизли ("быстро") раз восемь. Стражники подхватили свои копья и начали толкать пленников в сторону, в какой-то открытый проём в стене сбоку. А Афоне показали вперёд.

-- Господине! Афанасий Никитич! Свидимся ли?

-- Тю, робяты, не печалуйтесь. Всеволжским сносу не быват.

***

"Не верь что жизнь подорожала,

она не стоит ни гроша".

А уж жизнь иноземца и иноверца...

***

Сильный толчок древком копья прервал прощание русских пленников и заставил Афоню пробежаться пару шагов в сторону "павлина". Тот гордо выпятил грудь, гордо оглянулся через плечо, на почёсывающего ударенный бок Афоню, гордо задрал нос, гордо сделал шаг. И врубился лбом в низенькую притолоку.

Как оказалось, здешние павлины не только визжат, как их прототипы в дикой природе, но и шипят по-змеиному, перемежая шипение разнообразными арабскими, персидскими и тюркскими ругательствами.

Увы, Афоне не долго довелось посмеиваться в бороду: едва его ввели в зал дивана, как стражники стукнули древками копий под колени. От чего он рухнул на четвереньки. Постоял так, старательно пережёвывая и проглатывая рвущиеся от всей души слова и выражения. Потом тяжело осел на задницу, вывернул из-под себя ноги, уселся по-татарски, выбил в сторону нос и уставился на присутствующий диван.

"Есть ещё время сохранить лицо. Потом придётся сохранять другие части тела".

Несколько мгновений диван и фактор молча разглядывали друг друг друга. В середине, на низкой и широкой табуретке на большой шитой разноцветным шёлком подушке, в сходной позиции - с подогнутыми под себя ногами, сидел сам.

Господин, вали, мукта.

Немолодой, невысокий, сухощавый, с морщинистым уже лицом, тощей бородкой и узкими глазами, он поигрывал золочёной кистью на рукояти своей сабли.

Рядом с ним на ковре на подушках сидели человек десять разных седобородых и достойно одетых. Два здоровенных кипчака с саблями на поясах стояли у стен по краям дивана. А за спиной мукты тёрлись на коленях ещё три-четыре особи в чалмах. Среди них Афоня увидел и своего купца, который утром отправился к владетелю.

-- Хм. Живой ещё. Это к добру.

Мукта негромко бросил через плечо короткий вопрос и какой-то евнух, толстый, безбородый и блестящий, не то от жары, не то от масла, приподнялся на коленях за его спиной и завопил через головы советников:

-- Ты! Дикий рус! Как ты, проклятый аллахом гяур, посмел! Ступить своими богопротивными ступнями! На землю Чалуса! Защищаемую самим Аллахом! И охраняемую великим, мудрым, благочестивым и бесконечно храбрым муктой Исмаилом!