И она разразилась своим диким хохотом. Мисс Хартли, моя медсестра, уже привыкла к громким звукам, то и дело доносившимся из моего кабинета, и все же я не хотел, чтобы она решила, будто надо мной насмехается (хохот Р3 не был похож на истерический) собственная пациентка. Зная, что успокоить ее можно только чем-то заинтересовав или напугав, я тихо сказал:
– Если не угомонитесь, мисс Р., я вас разбужу.
Она тотчас притихла и только пробормотала со злостью:
– Однажды ты не сможешь от меня избавиться, доктор Ронг. Однажды ты разбудишь ее, думая, что перед тобой эта противная мисс Р., а окажется, что это по-прежнему я. А потом… – Ее голос сделался громче, руки потянулись к лицу, – а потом, а потом, а потом!
От ее слов мне стало жутковато, однако я нашел в себе силы сказать:
– Что ж, если, кого бы ни искал, я всегда буду находить вас, тогда мне придется вас полюбить.
Я усмехнулся про себя (разве можно полюбить такое чудовище?), и, похоже, она почувствовала фальшь.
– А у меня, доктор Ронг, получится тебя полюбить? Ты ведь желаешь мне зла.
– Я никому не желаю зла, мисс Р.
– А ты не только дурак, но еще и лгун.
Я записал ее оскорбления – для полноты картины. Я знаю, что я не лгун (да и не дурак, надеюсь), – Р3 просто хотела меня разозлить. И хотя ее грубость меня задела, я старался – вроде бы успешно – не подавать виду.
– Я хорошо знаю людей, – самонадеянно заявила она, – и, когда глаза у меня будут открыты, с любым найду общий язык. И никто никогда не догадается, как долго я была в заточении.
Слово за слово Р3 раскрывалась передо мной, и я слушал, затаив дыхание. С ее хвастливой болтовней необходимость в вопросах отпала, да и я бы ни за что на свете не стал ее прерывать.
– Сейчас… – она словно пыталась объяснить мне затруднительность своего положения, – я могу выбраться, только когда она смотрит в другую сторону, и то совсем ненадолго, пока она не вернется и не запрет меня снова, но очень скоро она узнает, что, когда она придет и попытается… – Р3 вдруг замолчала и фыркнула: – Подслушиваешь, доктор Ронг? А любопытство есть в твоем списке грехов?
– Я пытаюсь помочь моим друзьям, мисс Р.
– Пожалуйста, не называй меня так! – вспылила она. – Говорю же, я не мисс Р. и я ненавижу ее имя. Она плакса, пустоголовая дурочка, а я не такая.
– Как же мне вас называть?
– А как ты называешь меня в своих записях? В тех, что ты однажды ей показал?
Я был поражен тем, что она знает про записи, но вслух только произнес:
– У меня нет для вас другого имени. В записях я называю вас Р3.
Она показала мне язык и передернула плечами.
– Ну уж нет, Р3 я быть отказываюсь. Можешь называть меня Розалитой, или Чармиан, или Лилит.
Я снова усмехнулся: подумать только, это жуткое создание примеряет на себя имена сказочных принцесс.
– Элизабет вас тоже не устраивает?
– Это ее имя.
– Постойте, – воскликнул я, осененный внезапной догадкой, – вы же сами предложили: Элизабет, Бет, Бетси и Бесс…
Она грубо засмеялась.
– Элизабет – простофиля, Бет – любимица доктора, что ж, тогда я буду Бетси.
– Почему вы смеетесь?
– Интересно, а как же Бесс?
Этим же вопросом задавался и я, дорогой читатель.
Итак, с того дня я называл ее Бетси. Когда я познакомился с тремя девушками поближе, а с одной из них и вовсе подружился, мне стало проще и приятнее вместо сухих, безличных Р1, Р2, Р3 использовать имена, которые для них выбрала Бетси. Любезная Р2 с улыбкой согласилась, чтобы я называл ее Бет, и, по-моему, это имя ей очень шло. Не знаю, заметила ли Элизабет, что деловое «мисс Р.», к которому я иногда добавлял «моя дорогая», сменилось именем. Мне кажется, она настолько привыкла к постоянному надзору со стороны тети, что оставила без внимания тот момент, когда и я начал обращаться к ней по-домашнему. Р3 стала Бетси, и никак иначе, хотя порой в качестве развлечения она добавляла себе какой-нибудь благородный титул или фамилию. Увидев в конце записки «Королева Елизавета», я без труда мог определить, кто ее написал.