Птичьи права

КОМАРИК

I

Только головы уроним,
Взявшись за руки, как встарь,
Прилетает посторонний,
Одиночка и кустарь.

И, полоской лунной пыли
Воздух нежно теребя,
Нас безжалостно распилит
На меня и на тебя.

II

Он угодил не в глаз, а в бровь,
И с музыкой — в полет.
И вот летает моя кровь,
Летает и поет.

Присядет на твою ладонь,
И взмоет, укусив,
В бордовое вплетая
До Ликующее Си.

Лети подальше от скорбей,
Сквозь яблони в цвету,
Покуда грузный воробей
Не склюнет на лету.

«Посмотри окрест ли, наверх…»

Памяти А. Тихомирова

Посмотри окрест ли, наверх, —
В божьем мире ни души.
Только щелкают в канавах
Ледяные камыши.

Только волки-кривотолки
Прячут желтые глаза.
В новогодней темной елке
Изумруд да бирюза.

Затолкал в печурку плаху,
И под шум внезапных крыл
Справил новую рубаху,
И калитку приоткрыл…

«В какой-то усадьбе-музее…»

В какой-то усадьбе-музее,
Где мы побывали когда-то,
Портреты картинно висели,
Лампадками теплились даты.

Смешались эпохи и стили,
Стекло помутнело в пыли,
И музы с плафонов спустились,
И в подпол мышами ушли.

Откуда же знает старуха
Вся в пепле портретных жемчужин,
Что дом ее все же не рухнул,
И даже кому-нибудь нужен?

Откуда же столько суровой
Уверенности в победе
В глазах у того молодого
Военного в темном портрете?..

Балкон мезонина дощатый,
Грибами пропахли перила,
Кружила ворона, и чья-то
Забытая память парила.

«Крепко сидят журавлиные клинья…»

Я. Гольцману

Крепко сидят журавлиные клинья
В памяти. Все сначала —
Пятнышко света на горькой калине,
Черные доски причала.

Как, наглотавшись дождя или шквала,
Пели. Не сразу, но пелось.
И вертикально над нами вставало
Гибкое озеро Пелус.

Хлопало перистыми краями,
Крупными звездами скалясь.
На Бодунове в маленькой яме
Тетерева плескались.

Гагара печальная в черной шали
Пока что не улетела.
В мокрой деревне еще дышали
Два стариковских тела.

Нынче же там и зимой и летом
По-человечьи дико.
Лишь наливается льдистым цветом
Ягода неживика…

«Мой мальчик не желает танцевать…»

Мой мальчик не желает танцевать.
В осенней мгле ступни большие мочит,
Вино лакает, голову морочит,
Но только не желает танцевать.

Ни краковяк ему не по нутру,
И ни фанданго. Встанет поутру,
После того, как прошумит полночи,
Умоется, а танцевать не хочет.

Я умоляю: — Ну хотя бы па,
Ногой туда, ногой сюда, не сложно…
Нахмурится и отвечает: — Па!..
И говорить с ним дальше невозможно.

Но, слава Богу, не берет в расчет
Дурного глаза и худого взгляда,
А танцевать не хочет, — и не надо,
Наверно, не приспичило еще.

«То были хорошие дни…»