Птичий человек и другие рассказы

Навстречу несутся бесконечные тоскливые сумерки, изредка перемежаемые желтыми огнями и серыми унылыми строениями. Низкая луна продирается сквозь колючие кусты. Бутылка коньяка уже прикончена, а тоска все не унимается…

— Ну что, — говорит Анатолий Петрович своему попутчику, — может, расскажешь что-нибудь интересное из своей жизни? Так сказать, под стук колес.

— А что рассказывать, — отзывается слегка опьяневший Вадик,

— жизнь моя дурацкая! Вот расскажу вам, так и быть, про одну свою дикую глупость. Было мне тогда лет тридцать. Казалось бы, пора уже что-то соображать… Короче, любил я лазить один по горам. Без снаряжения, без ничего. Забрался как-то раз на одну небольшую горку. Присел отдохнуть. Вижу — камень лежит. Ну я его и толкнул от нечего делать. Само собой, получился довольно приличный обвал. А внизу пляж. Я чуть с ума не сошел тогда… Повезло, что там никого не было…

— Да, — говорит Анатолий Петрович, выдержав небольшую паузу, — идиотом ты был порядочным. Мог ведь столько народу угробить ни за что, ни про что! Это ж надо в тридцать лет таким быть! А у меня была, значит, месяц назад совершенно другая история, хотя чем-то похожая. Только тут я сам мог, фигурально выражаясь, попасть под обвал.

Госпитализировался, значит, мой друг в больницу с сердечным заболеванием. Человек науки, между прочим. Заведующий отделом, без пяти минут, как говортся, академик. Уже собирался выписываться, а тут, как назло, в одной газетке опровержение его результатов. Ну, я пришел к нему — надо же поскорее ответить мерзавцам, чтобы не оставлять это так… Но он никакого ответа не написал, а на следующий день умер. Вот был бы номер, если б я пришел к нему на день позже. Подумали бы, что это я, что это из-за меня… А так, пронесло — слава тебе, Господи!

Сумерки за окном густеют и бешено несутся навстречу, а тоска все не унимается и тоже густеет.

— Похоже, — бормочет Вадик, трезвея, — что не вы, а этот ваш дружок попал-таки под обвал. Отложенная смерть называется… Ну, это недоказуемо, так что спите спокойно. Не трепитесь только, а то мало ли что…

— Ах ты, сволочь! Да как ты смеешь! Да я тебя… — свирепеет Анатолий Петрович и пытается дать Вадику в морду.

— Да вы не переживайте так, — говорит Вадик, отстраняясь от Анатолия и собираясь выйти в тамбур покурить, — я же не называю вас убийцей. Может, вы и не убийца вовсе. Кто вас знает… Хотя… Кушайте пирог, а то за ночь засохнет.

2016

ДОКТОР МОРГОВ (пьеса)

Господин N. Войдите! Кто вы? Я вас где-то видел… (вынимает что-то из ушей и кладет на блюдечко) Sotrudnitza. Я из «Радостной обители». Мы виделись утром, когда ваша тетушка… То есть вашу тетушку…

Господин N. Да, я понял. Это было ее решение. Мы, естественно, не оказывали давления. Ни в ту, ни в другую сторону. Поскольку мы — люди законопослушные. Sotrudnitza. Вы догадываетесь, почему я пришла?

Г осподин N. Какие-нибудь последние распоряжения? Sotrudnitza. Не угадали.

Г осподин N. Деньги?

Sotrudnitza. Нет.

Г осподин N. Но что же?

Sotrudnitza. Никому о моем визите, пожалуйста, ни слова. То, что я вам сейчас расскажу — тайна. Зачем я посвящаю в нее вас? Мне хочется от нее избавиться. Или, по крайней мере, получить совет. Ведь эта тайна по праву принадлежит не только мне, но и вам. Речь пойдет о вашей тетушке… Господин N. Ну, говорите же!

Sotrudnitza. Но сначала я хочу спросить вас — как вы относитесь к непреднамеренному подслушиванию?

Господин N. Как я могу к нему относиться, если оно запрещено? Сам я всегда (если только не веду, как сейчас, легально допустимую беседу) хожу в берушах, чтобы не слышать ничего лишнего. Когда загорелась красная лампочка и я сказал «Войдите!», то потом при вас вынимал их из ушей. Это я специально сделал, чтоб вы видели. А то, сами знаете, всяко бывает. Потом себе дороже выйдет. Sotrudnitza. (рассматривает беруши). Какие высококачественные! Я такие не могу себе позволить, к сожалению. А от тех, что похуже качеством, — толку никакого. Поэтому пользуюсь пальцами.

Г осподин N. Пальцами хуже. Все-таки кое-что просачивается, а кроме того, можно занести инфекцию. Sotrudnitza. Особенно если приходится мыть полы в наших коридорах. (Это моя сверхурочная обязанность — пол там мьггь.) Ну вот и не хочется грязные пальцы в уши себе совать. Поэтому я в последнее время манкирую. Тем более, что у нас трехслойная звуковая изоляция. Дверь в процедурную — стальная, обита войлоком с обеих сторон… Господин N. Я вас понимаю. Все мы прощаем себе мелкие слабости. До тех пор, пока не случится что-то из ряда вон выходящее.