Птичий глаз

Ласточка кивнула. Сокол был прав. Как Красиков, зная ненависть Сокола к Гурову, мог поставить на свой пост его сынка? Сокола с самого начала был прав, осторожничая с Огинским. Возможно, за счет своего чутья, а возможно, за счет почти неуловимой схожести Гурова и Огинского повадками, внешностью, манерой речи. Если не знать наверняка, то догадаться об их кровной связи было почти невозможно. Даже после смерти Гуров умудрился насолить Птицам, оставив после себя потомство. Ласточку настораживал спокойный нрав Сокола, ведь узнай он о таком пару лет назад, так тут же устроил бы бурю, как тогда, в Гнезде. Неужели предательство Ласточки и вправду надломило что-то в нем?

С уходом из Гнезда пришлось заново привыкать к пешим прогулкам. Сложнее всего было не идти пешком до нужного места, а сохранять невозмутимое выражение лица в абсолютной тишине. Разве это похоже на людей, что прожили бок о бок почти двадцать лет? Они словно стояли за стеклом и смотрели друг на друга, ожидая, кто первый разрушит это стекло, а в кого полетят осколки. Так кроме тишины и присутствия в жизни друг друга больше не осталось ничего. Ведь кто бы не решился сделать шаг навстречу, боль он причинит второму. Сокол ценил молчание родного человека сильнее слов поддержки любого другого, а Ласточка выбирала живое напоминание о прошлом вместо кромешного одиночества.

Дом Красикова находился не так далеко от здания, всего в двадцати минутах пешком. С Романом Ивановичем они не виделись больше года с момента его выхода на пенсию. Сокол уже начал сомневаться, не окажется ли Красиков волком в овечьей шкуре, что долгое время ждал, как бы испортить жизнь Соколу. Отбиваясь от слепой паранойи, Сокол остановился у подъезда, доставая из пачки сигарету, чтобы хватило сил поговорить с Красиковым не на повышенных тонах. Как бы сильно сейчас он не злился, но Роман Иванович — это тот, кто много лет назад показал Соколу верный путь и не позволил свалиться в канаву из убийств и крови. Пусть и не удалось полностью миновать этой скользкой дорожки, но одно дело пластом ползти до чистого воздуха, а другое — лишь вскользь замарать подошву. Телефон непривычно завибрировал и Сокол открыл раскладушку, чтобы прочитать сообщение.

«Ну, здравствуй, Сокол. Пора бы нам встретиться, чтобы начистоту решить все вопросы. Решишь сбежать, я продолжу убивать твоих Птичек. Две уже в клетке, сколько еще осталось?

Хотя знаешь, глупо называть это встречей для переговоров. Не хочу давать тебе надежду. Это казнь, Сокол. Самая настоящая казнь. В понедельник на площади Жукова. Символично, правда? Жду тебя, иначе снова полетят головы» — Сизый.

Имя отправителя горестно кольнуло в груди. Сизый стал разменной монетой в разборках, которым уже несколько лет. Стоило бережнее относиться к Птицам, как только все это началось. Даже отречение от Гнезда не помогло сохранить жизнь Глухаря, поскольку как бы далеко Сокол не был, он всегда будет оставаться Хищной Птицей, что породил эту семью. Как бы сильно он не бежал, чтобы обезопасить оставшихся, Огинский останется охотиться на его людей, убеждая Сокола в безысходности.

— Все в порядке? — Ласточка коснулась его плеча.

— Да, пришло сообщение о штормовом предупреждении, — Сокол улыбнулся. — Пошли к Красикову?

Ласточка задержала взгляд на Соколе, надеясь уличить его во лжи, но, не заметив никаких признаков, кивнула и пошла вверх по лестнице. Даже если он в чем-то и солгал ей, Сокол не умел слишком долго хранить секреты, тем более от Ласточки. Поэтому она свела это все на нет. Красиков жил на втором этаже старенькой пятиэтажки и открыл дверь сразу же, как увидел, кто к нему пришел. Он поседел и стал ниже, но все также был рад увидеть Ласточку и Сокола, словно они были родственниками. Роман Иванович широко улыбнулся и тут же пригласил их войти, чтобы попить чаю.

— Ох давненько мы с вами не виделись, — он воткнул вилку в розетку и электрический чайник зашумел. — Какими судьбами? Соскучились, небось?

— Соскучились, Роман Иванович, — Сокол барабанил пальцами по крышке стола. — Но вы же знаете, не бывает у нас все так просто?

— Ну выкладывайте, что там? — Красиков сел напротив и сложил руки в замок.

Он делал так всегда, когда был готов внимательно слушать. Пусть даже сейчас Роман Иванович был не на службе и уже как год на пенсии, но повадки не спрячешь, а привычки не сотрешь. Ему бы вернуть форму, поставить письменный стол, и все будет так, как много лет назад. Будто ничего не изменилось.

— Уж простите, но времени любезничать у нас не много. — Ласточка пожала плечами. — Роман Иванович, вы знали, что Огинский Павел Викторович — сын Гурова?

Красиков не понял. Он долго смотрел на Ласточку, а когда заметил, что на ее лице не дрогнул ни мускул и это вовсе не шутка, то выражение его лица изменилось. Он изумленно замер, распахнув глаза, а после прикрыл рот ладонью.