Птичий глаз

— В порядке. А ты?

— Ты продолжаешь, так ведь? Ты не оставил идею отомстить?

— Ты себя слышишь? — Скворец засмеялся. — Как я могу это оставить. Это то, ради чего я выжил.

— А я думал, ты выжил ради нас. Хотя бы ради нее, — Дрозд посмотрел на Скворца и устало вздохнул.

— Ради вас и ради нее, я заставлю их всех заплатить. За Филина, за дом, за спокойную жизнь.

— Ты не сможешь, — Дрозд вскочил с крыльца и встал перед Скворцом. — Ты еще ребенок, который верит, что весь мир рухнет к его ногам. Там взрослые мужики, которые убивают людей по щелчку пальца, а кто ты? Мальчик, которого обидели. Мы можем забыть обо всем этом и начать сначала.

— Дрозд, — Скворец поднялся с крыльца и встал напротив. — Я перестал быть ребенком с того момента, как в меня вонзили нож.

И когда только Скворец успел так вырасти. Когда он стал выше Дрозда и в какой момент его голос стал звучать грубее. Дрозд сумел заметить это только сейчас. Только сейчас он увидел то, что так сильно боялся увидеть. Скворец действительно больше не ребенок. Он юноша, чью душу окутывает тьма и жажда мести с каждым днем только сильнее. Страшнее всего не то, что Скворец и в правду может противостоять этим людям и даже отомстить, а то, что Дрозд понятия не имел, как его остановить.

— Ты всех нас погубишь, — Дрозд погрузил пальцы в свои волосы и отошел на несколько шагов назад. — Ведь ты уже погубил себя.

— Иногда приходиться отказываться от чего-то, — Скворец направился в здание. — А я не хотел отказываться от вас.

Скворец ушел к Соловушке. Он рассказывал ей о том, что они скоро уедут и оставят это здание и этот город. Рассказывал, как они будут жить втроем в другой стране, не нуждаясь больше ни в чем. Его пальцы путались в ее волосах, а сам он не мог оторвать взгляд от ее улыбки. Соловушка послушно верила ему и сама вторила этим мечтам, позволяя им разрастаться до невероятных размеров. Скворец целовал пальцы на ее руках, пока Дрозд все еще был на улице, и обнимал так крепко, как не сможет обнять рядом с Дроздом. Он рассказывал ей, как совсем скоро все изменится, и сам начинал верить в эти сказки.

Глава 13. Гнездо

«…Как только про мгновения весны

кино начнется, опустеет двор,

ему приснятся сказочные сны,

умнейшие, хоть узок кругозор…»

Как только про мгновение весны. Борис Рыжий.

На небе еще не сошли звезды, и до рассвета было также далеко, как и до спокойной жизни, о которой они все так яро мечтали. В гостиной горели свечи, и Птицы собрались вокруг небольшого столика, словно собирались провести ритуал по воскрешению мертвых. На столике лежала карта города, на которой красным были обозначены два дома. Несмотря на липкий сон, что так и тянул в себя провалиться, никто не поддавался этому искушению. Даже Сорока, что прежде не относилась серьезно к поручениям, не отрывала взгляд от карты и лишь напряженно перебирала завязки на спортивных штанах.

— Этот дом — наша цель, — Сокол в очередной раз посмотрел на всех. — Едем рано, потому что днем можем попасть на глаза соседям. На камерах стараемся не светиться, лицо прикрываем, машину паркуем дальше, номера закрываем.

Новость об отрубленной куриной голове на площади стала для Сокола последней каплей. Даже рисунки поверх символа Птиц не пробуждали в нем столько решительности. Последние недели он собирал информацию и часто пропадал в городе. И сейчас он и его Птицы были готовы нанести ответный удар по тем, кого они подозревали в угрозах.

— По этому адресу живет человек, ранее состоявший в группировке, с которой у нас велось противостояние, — Сокол докурил сигарету и опустил бычок в пепельницу на подоконнике. — Не знаю, насколько он причастен сейчас. Но, вероятно, решил вернуться к старым делам, судя по обстоятельствам.

Сизый, Чиж и Сорока сбились в кучку на диване и жались друг к другу, словно продрогшие воробьи. Чиж то и дело прикрывал глаза, проигрывая сну, но Сизый и Сорока толкали его в бок по очереди, чтобы он не стал храпеть прямо при Соколе. Ласточка сидела на кресле напротив Глухаря, поджимая колени под себя. Казалось, сон обходит ее стороной, и она полностью погрузилась в продумывание успешного исхода операции. Про Глухаря было сложно сказать, думает ли он о деле или же погрузился в собственные размышления невесть о чем. Щегла же била мелкая дрожь от холода или волнения первого серьезного дела, которое настигло его с приходом февраля.

— Поедут Ласточка, Сизый и Щегол, — Сокол посмотрел на Щегла. — Остальные могут отправляться по своим делам. Но кто-то остается и ждет нас. Если что-то произойдет, нужен человек, готовый подхватить.

— Уверен, что справится? — Ласточка подняла взгляд на Сокола.

— Уверен, — Сокол мягко кивнул.