Птичий глаз

— Даже пьяная я буду сильнее тебя, — Сорока поднялась на ноги и наставила небольшой нож на Щегла. — Нападай. Тебя же сама Ласточка учила. Ну же, покажи, на что способен.

Щегол поймал себя на мысли, что боится не того, что пьяная Сорока случайно или нет пырнет его ножом, а скорее о том, что она сама об него поранится. Но чтобы хоть немного потешить ее эго, Щегол встал с дивана перед Сорокой в боевую стойку. Сорока сделала выпад в сторону Щегла, направляя на него нож. Он умело увернулся и схватил Сороку за запястье, блокируя вооруженную руку. Она же, в свою очередь, сделала шаг в сторону Щегла, выбивая его из равновесия и высвобождая свою руку из захвата. Из-за ограниченного пространства в гостиной Щегол пошатнулся и чуть не упал на диван. Теперь Сорока находилась сзади и, воспользовавшись своим положением, она ударила Щегла под колено, из-за чего его ноги подкосились. Он быстро сориентировался и не позволил себе окончательно свалиться, а развернулся лицом к Сороке и попытался выбить нож из ее рук. Но хватка у девушки была железной, и даже несмотря на замутненное сознание, она все равно двигалась быстро и резво, отчего страшно было вообразить, как она умеет драться, если голова трезвая. Щегол ухватил ее за запястье и, чтобы у нее не осталось места для размаха, притянул ближе к себе. Она выглядела расслабленной, с легкой улыбкой, как и всегда, и сбивал с толку только легкий запах спиртного. Сорока улыбнулась шире, после чего Щегол почувствовал на своей шее холодный металл. Повернувшись в сторону вооруженной руки Сороки, он увидел закрытый нож-бабочку.

— Ты его так и не открыла, — Щегол приподнял уголок губ.

Сорока лишь пожала плечами. Она неотрывно смотрела на Щегла, отчего становилось не по себе. Вероятно, ему стояло отпустить ее руки из своей хватки, но почему-то ее взгляд черных глаз словно гипнотизировал, и Щегол напрочь забыл, что они дрались несколько секунд назад. Сорока повела рукой и коснулась тыльной стороной ладони щеки Щегла и мягко улыбнулась. По коже словно прошелся электрический разряд, и теперь уже Щегол чувствовал себя скованным и побежденным. Со второго этажа раздались шаги, и Щегол непроизвольно разжал ладони.

— Пошел нахуй! — попутно Чиж накидывал на плечи куртку. — Хватит быть мне опекуном! Хватит решать за меня! Хватит с меня тебя!

Следом за ним спустился Сизый, он остановился посреди лестницы и остался смотреть, как Чиж собирается уйти.

— Мало того, что ты решил рискнуть нашим положением, так еще и втягиваешь меня в это, — Чиж резко потянул за молнию, и она чуть было не порвалась под этим напором. — Если ты решил подписать смертный приговор, то я к этому не имею никакого отношения. Хочешь жертвовать чем-то? Жертвуй! Хочешь принимать необдуманные решения? Да, пожалуйста! Только теперь без меня. Я жить хочу, а ты можешь заниматься чем угодно.

— Успокойся, — Сизый говорил тихо, но Чиж его слышал. — Все будет в порядке, это все во благо.

— Когда к твоей голове приставят пистолет, не тяни меня за собой, — Чиж выпрямился и схватился за ручку входной двери. — Ты сделал этот выбор, а не я. За свой выбор я расплачиваюсь по сей день, но заметь, я не тянул тебя за собой.

Входная дверь хлопнула, и Чиж ушел. Сизый постоял еще несколько секунд на лестнице, глядя в закрытую дверь, а после спустился вниз, падая на кресло и пряча лицо в руках. Он молчал и лишь тяжело дышал, из-за чего напряжение в комнате возрастало только сильнее.

— Оставлю вас, — Сорока направилась к лестнице, чтобы подняться.

— Постой! — Щегол подошел к ней и едва слышно произнес. — Повторим когда-нибудь?

— Нет, — Сорока поджала губы и улыбнулась. — Мне не понравилось, — заметив удивленный взгляд Щегла, она продолжила. — Я ожидала другого, так будет точнее. А в итоге это просто драка с поддавками. Я хотела убедиться, что это не мое.

Хоть Щегол и понимающе кивнул, но на деле он ничего не понял. Проводив Сороку взглядом, он вернулся к дивану и сел рядом с Сизым, дожидаясь, пока тот будет готов поговорить. Сизый поднял взгляд на Щегла и улыбнулся. Не так, как это происходит обычно. Ведь когда это искренняя улыбка, Сизый улыбается широко, так, что видно все его зубы. Теперь же эта улыбка скорее напоминала акт беспомощности и слабой иллюзии, будто все хорошо.

— Он ведь отойдет? — робко спросил Щегол.

— Отойдет, — Сизый кивнул. — В последние дни молния все чаще бьет прямо по мне. В этом и заключается вся горькая правда, — он беззвучно засмеялся. —

Щегол больше не знал, что сказать. Он редко видел Сизого разбитым и почти никогда не умел подобрать правильных слов поддержки близким людям. Этому невозможно научиться. Этот дар либо есть от рождения, либо его нет. Единственная поддержка, которую мог позволить Щегол — свое присутствие. Он бы никогда не позволил себе уйти, сбежать, когда кому-то из его окружения тяжело.

— Ладно, давай приберемся тут, а потом я покурю, — Сизый поднялся и начал собирать бутылки с пола. — Трудный день сегодня выдался, хочу забыть его, как страшный сон.

— Две сигареты? — Щегол помог ему достать бутылку, закатившуюся под диван.