Птичий путь

Они поднимались еще несколько минут, и теперь Сколот запинался почти на каждом шагу, хватаясь за деревья онемевшими руками. Зазноба же словно летела над всем лесным мусором, поскольку в темноте было незаметно, как она перебирает своими крохотными ножками. Здесь уже попадались березы. По крайней мере, боковым зрением он видел белеющие в сумерках стволы и даже вроде бы первые листочки на ветвях. Потом сквозь деревья просветился розоватый закат и стало светлее.

– Теперь будешь жить в скиту. – Дара указала на красноватый от вечерней зари домик. – В полном одиночестве, без благ цивилизации. Даже без гитары.

Сколот все еще стоял и озирался: избушке не хватало только курьих ножек, на крыше росли густой мох и мелкие деревца, со всех сторон вплотную примыкал лес, образуя только перед каменным крылечком небольшую полянку с черными, трухлявыми пнями.

– Ну, что встал? – поторопила Зазноба. – Иди, отшельник, принимай хоромы.

Он толкнул дверь непослушной рукой и ступил через порог. В бревенчатой келье было мрачно и сыро, свет едва попадал в узкое оконце на восток, а сквозь дверной проем слабым ручейком вливался багровый закат, отчего тесное пространство и вовсе показалось зловещим. Приглядевшись, Сколот различил у одной стены голый топчан, у другой, напротив, – развалившийся камелек, некогда сложенный из голышей. Вытяжной трубы не было, жилище топилось по-черному, дым выходил в закопченную отдушину под махровым от сажи потолком.

И повсюду пахло горьковатым тленом…

Он вышел на улицу и отдышался.

– Зато здесь можно целыми днями петь песни и кричать – никто не услышит, – злорадно, как показалось, произнесла Дара. – Через неделю лишишься ума без моей помощи. Впрочем, нет – наверное, протянешь дольше… Н у, и ка́к следует ответить, лишенец?

– Повинуюсь року.

Она присела на пень и пошевелила ступнями, должно быть уставшими в тесной, глухой обуви.

– Ты мне лжешь! – сказала резко, с неожиданным отчаянием. – Ты не повинуешься! Не знаю, что с тобой делать…

– Но ведь ты уже исполнила урок? Определила место. Здесь как на даче – лес, свежий воздух… Да, сделай еще одну попытку, лиши памяти. Только оставь кусочек, чтоб разбираться в грибах. Я собирал их возле Тариг…

– Обещай мне, что не станешь заниматься своей алхимией, – серьезно попросила Дара. – И смущать темные умы мира.

– А где здесь изгои? Где мир? Кого смущать? Даже зверей нет…

– И не поджигай тут ничего – не поможет!

– У меня и спичек нет…

– Я слышала, как ты выпустил на волю Белую Ящерицу. Из-за нее тебя наказали?

– Уже не помню, за что… – Сколот сел на землю и принялся разминать очужевшие от оков руки. – Это ты вынесла из квартиры вещества?

– Для лишенца ты много чего помнишь. Например, письмо варваров. Я сужу по орнаменту на гребне… Только не морочь голову. За что лишили пути?

– Это тебя не касается, – огрызнулся он. – Верни мои вещества. И гитару!

– И так натворил глупостей! Зачем устроил пожар в Осколкове?

– Ничего я не устраивал!

– У тебя похитили соларис, а ты этого даже не заметил. И в результате сгорел корпус в технопарке.

– Туда ему и дорога!

– Но арматура, трубы и прочий металл расплавились. И все превратилось в чистое железо. Получилось, ты косвенно раскрыл секрет топлива.

– Скоро от этого железа ничего останется. Разве что кучка ржавчины…

– Ты понимаешь, что за тобой теперь охотятся, как за зверем? Зачем ты искушал изгоев золотом, венцами, монетами? – Зазноба выдернула гребень из волос. – Вот это что?.. Ты достоин участи юродивого!

– Ну так обрати меня! Я уже без настоящего. Буду и без прошлого, теперь все равно…

Она вновь с усилием пошевелила ступнями и отозвалась с женской обидой и ревностью:

– С удовольствием бы! Мне мешают твои чувства и надежда на будущее. Ты на что надеешься, лишенец?

– А вот этого у меня никто не отнимет! – с сарказмом засмеялся Сколот. – Даже владыка Атенон. Приятно, когда есть что-то неотъемлемое!

– Неужели ты влюбился в эту… вероломную тварь? Ты не знаешь даже ее настоящего имени!

– Знаю. Благодаря твоим способностям…

– Тебя завлекли, заманили в ловушку.

– Никто меня не заманивал – сам пошел. И принес золотой гребень. Я должен был это сделать!

– Все еще ищешь Белую Ящерицу?

– Верни разум Роксане. У меня душа, как маятник… – Сколот оборвал себя, устыдившись собственной внезапной откровенности и просительного тона.

Дара это поняла, и насмешливость в ее голосе исчезла:

– Думаешь, это она?

– Белую Ящерицу могли снова поймать и судить. Лишить памяти…

– Лишили памяти, а космы оставили? И снова отпустили в мир?.. Ты поддался искушению, лишенец. Так не долго и шерстью обрасти.

– Уже обрастаю…

– За что ты угодил в немилость к Стратигу? – спросила Зазноба после долгой паузы. – Отказался исполнить урок?

– Не позволил изменить судьбу, – сдержанно сказал он.

– В твоих песнях искренности больше…

– Да, я отказался исполнять урок, – наконец-то признался Сколот. – Он противоречил моим убеждениям. И здравому смыслу.