Птичий рынок

В детстве я был уверен, что зоопарк – не что иное как тюрьма для животных. Если людей сажают в клетки за преступления, то и животных, стало быть, тоже. Другой причины для ограничения свободы хищников, сумчатых и парнокопытных я не находил и, попав однажды в зоопарк нашего маленького приморского городка, стал донимать маму расспросами:

– Мам, а что натворил олень?

– Мам, а за что посадили тигра?

– Мам, а что украла обезьяна?

А самое тяжкое преступление, как мне казалось, совершил верблюд, которого посадили в тесную и низкую клетку. Он даже шею не мог вытянуть, чтобы встать в полный рост. Так и стоял, согнувшись, всё время. В соседнем вольере томился белый медведь. То, что он именно белый, можно было понять только по надписи на табличке: шерсть несчастного умки давным-давно приобрела грязно-серый оттенок. Он отмокал в какой-то крошечной лохани и обреченно пялился в пространство угольками своих глаз.

Став взрослее, я понял, что звери совершенно безвинно лишены свободы и приговорены к пожизненному заключению публике на потеху и дуракам на радость. Как у Маршака: “За что сижу я в клетке, я сам не знаю, детки”. А потому, куда бы ни забрасывала меня судьба и туристические агентства, нигде и никогда, ни в одном городе мира я принципиально не ходил в зоопарк. Ни в Праге, ни в Лондоне, ни даже в Таиланде, где, говорят, не зоопарк, а курорт какой-то, куда на полный пансион мечтает попасть даже самый последний опоссум. Но жизнь штука непредсказуемая. И хотя говорят, что зарекаться не следует от сумы и от тюрьмы, я бы еще добавил: и от похода в зоопарк.

Когда я в очередной раз вернулся из Москвы в “мой город, знакомый до слез”, домашние предложили на машине махнуть в соседнюю Находку. Сказано – сделано. Благо ехать недалеко – без малого два часа. В полном составе (папа, мама, брат и я) мы загрузились в машину и двинулись в путь. Путь пролегал через забытый богом и цивилизацией поселок Шкотово. Мы мчались по не знавшей асфальта дороге мимо запущенных огородов, мимо заброшенных домишек, мимо старушек, торгующих на обочине яйцами, молоком и астрами, мимо салона красоты “Оксана”, мимо миниатюрного храма Святой Матроны, мимо хлебного магазина, от вывески которого оторвались две первые буквы, сократив название до “…ебный”, мимо маленькой будки с надписью “Ксерокопии и солярий”. Кто его знает, подумал я, пялясь в окно, может, здесь, в Шкотово какой-нибудь передовой изобретатель, местный Кулибин создал аппарат, способный придавать коже золотистый оттенок и одновременно множить изображение на бумаге.

На заброшенных домиках давно облупилась краска, но еще можно угадать, какого цвета они когда-то были. Полустертые снегами и дождями телефонные номера на дощатых стенах сообщали о том, что домики продаются, а также о том, что не продадутся уже никогда.

– Сколько же в Шкотово живет людей? – спросил брат, когда мы проехали поселок.

– Сейчас гляну в Википедии! – отозвался я и, загуглив в телефоне “Шкотово”, начал читать вслух: – Поселок городского типа… тра-та-та… на берегу Уссурийского залива… Основали в 1865 году крестьяне с низовьев Амура… назвали по имени капитан-лейтенанта Шкота… Так, это не то… Вот! Численность населения в 1865-м году составляла 34 человека, а по переписи 2013-го года…

– Похоже, что 35 человек, – усмехнулся брат.

На этих словах наша машина задергалась, зафыркала и… заглохла аккурат в десяти метрах от въезда в шкотовский сафари-парк, прославившийся пару лет назад благодаря сожительству в одном вольере козла Тимура и тигра Амура.

Мы все высыпали из машины. Открыли капот, протерли зеркала, попинали колеса… Ни одно из перечисленных действий к успеху не привело. Машина заводиться не собиралась и отказывалась подавать какие-либо признаки жизни. Не иначе происки духа капитан-лейтенанта Шкота! Наказал нас за шутки над поселком, названным в его честь! Делать нечего – пришлось вызывать эвакуатор.

– А может, на буксир попроситься к кому-то? – робко поинтересовался я, предвкушая томительное ожидание автомобильных спасателей.

– Автомат вообще нельзя буксировать, – отрезал папа и, сообщив, что до приезда эвакуатора еще куча времени, предложил скоротать его в сафари-парке.

Тут уже уперся я.

– Ни за что! Не желаю видеть мучения животных!

– Чтоб я так мучился, как они живут! – сказал отец и, ожидая поддержки, перевел взгляд на маму. Мама не подвела.

– Все, кто был, очень хвалят. Звери, говорят, сытые и ухоженные, вольеры чистые и просторные!

Я посмотрел на брата.

– А ты?

– А я здесь уже два раза был. Мне очень понравилось!

Оставшемуся в меньшинстве, мне только и оставалось, недовольно брюзжа, потрусить следом за домочадцами.

Расположившийся на восьми гектарах леса Сафари-парк был разделен на три маршрута. Первая экскурсия – тигры, копытные, леопарды и медведи. Вторая – хищные звери и птицы. Третья – львы. Мы единодушно решили двинуться по первому маршруту и, присоединившись к группе из десяти человек, под присмотром проводника отправились навстречу дикой природе.