Птичий рынок

Она не догадывалась о том, что ее добровольное заточение давно стало вынужденным: в отличие от круглой дырочки в стене, Мышь ощутимо увеличилась в размерах.

Дом-то знал, что Мышь не смогла бы пролезть в дырочку, но помалкивал – не хотел ее огорчать. Дома умеют скрывать то, что не предназначается для мышей и неподготовленных ушей.

Зима оттаяла, помолодела и стала весной. Тут и хозяин объявился.

Дом так разволновался, что даже окна запотели.

Хозяин тоже волновался. Еще бы! Пока длилась разлука, его ни на минуту не отпускала тоска по Дому.

Хозяин гладил Дом по стенам и мебели – благодарил за верность. Дом в ответ бормотал что-то неразборчивое.

Потрескивали в печах дрова, шипели, захлебываясь водой, краны – долго молчавший Дом пробовал голос.

Только вот вернулся хозяин не один, а с женщиной.

Это была временная женщина. Хоть она и скрашивала жизнь хозяина в том месте, где он провел год, но для жизни в Доме совершенно не годилась. Хозяин сто раз пожалел, что привез ее с собой.

Женщина повсюду семенила за хозяином, а тот едва сдерживал раздражение. И все-таки познакомил ее с Домом, точнее, представил Дому. Провел по комнатам, словно показал собранию придирчивых родственников. Мысленно повторял, что женщина просто гостья. Только что вслух не оправдывался.

Хозяин точно знал, какими качествами должна была обладать настоящая, незаменимая хранительница Дома.

Ее образ родился в воображении хозяина, потом, спустя некоторое время, переселился в сердце. Там эта женщина и жила, а больше ее нигде-то и не было.

Незаменимые хранительницы – большая редкость, блаженны те, кто встретит одну из них во плоти. Хозяину не повезло.

Ему попадались лишь временные женщины – слишком красивые или уж больно некрасивые, шибко умные или невыносимо глупые.

На глупых женщин хозяин не мог положиться, тем более доверить им домашний очаг.

Умные играли не по правилам и не желали подчиняться.

С красивыми была та же беда, что с умными, с той лишь разницей, что мозги им заменяла красота.

Ну а некрасивые… Они были самыми краткосрочными из всех временных.

Вот стали они жить вместе – хозяин и женщина. Он отправлялся на службу, а она принималась бродить по Дому. Дом поутру казался заспанным и немного несвежим – как хозяин, пока не умоется.

Вполне родной дом. Замечательный. Не зря хозяин его нахваливал.

Единственное, к чему он заранее не подготовил женщину, так это к размерам Дома.

Дом был великоват для одного человека, и для двух был великоват, и даже для трех. Это был большой Дом для большой семьи, Дом на вырост.

Женщина оглядывала Дом и видела хозяина в старости: вот он сидит, задумчивый и умиротворенный, в кресле-качалке на чердаке. Он смотрит в круглое окошко, а внизу, под полом, бурлит и плещет жизнь его детей, внуков и правнуков – множества людей, которых создаст она, женщина.

Надо было с чего-то начинать. Женщина начала с уборки.

Когда хозяин затевал уборку, она напоминала веселую игру. Хозяин и Дом развлекали друг друга.

Дом заскрипит дверью – хозяин смажет петли и пустит ее порхать туда-сюда. Дом застреляет поленьями в печах – хозяин пошурует в них кочергой и примется насвистывать, глядя на огонь.

Женщина не нуждалась в одобрении Дома. Она наводила порядок с таким азартом, словно соревновалась за выигрыш. Визжали стекла, испуганно звенела посуда. У кого и что именно собиралась выиграть женщина? Дом не мог разобраться.

Она проветривала Дом, выбивала во дворе одеяла и подушки. Дому было неловко стоять распахнутым у всех на виду.

Гремели ведра, шваркали тазы.

Женщина мыла полы, заучивая босыми ногами доски пола – какие шершавятся, какие поскрипывают, какие долго не сохнут.

Напитавшись водой, доски темнели и казались объемнее. На них отчетливо проявлялся узор – неровные овалы и ромбы. Дом подавал женщине знаки, но ей некогда было вникать в их смысл.

Женщина чистила и прихорашивала Дом.

Из разноцветных нейлоновых лент она связала мочалки в ванную. Потом связала коврики – такие же мочалки, только размером побольше, – расстелила их возле кроватей.

Она занавесила окна яркой тканью, заняла подоконники разнокалиберными коробочками – из них, раздвигая землю, поднялись стебли и стволики. Женщина не обошла вниманием даже чердак. То и дело наведывалась туда – одно принесет, другое заберет.

Простучит, бывало, вверх по лестнице, распахнет дверь и плюхнет на пол пачку журналов или втолкнет ящик с дребезжащими рыболовными снастями. А как найдет бесполезную неживую собачку или зайца, от радости аж вскрикнет и скорей тащит трофей вниз, в комнаты.

Мышь страдала. Облака больше не вплывали в окна, растения загораживали обзор, в ковриках застревали коготки. И шум доканывал.

Кусочки вареных яиц, приставшие к осколкам разноцветных скорлупок, крошки сладкого творога и душистого теста – даже эти праздничные лакомства, окончательно отвратившие Мышь от пенопластового утеплителя, не утешали ее.