Птичка в клетке или Клетка с птичкой

— Квартира — мое наследство от бабушки, машина — мне подарена, а то, что он утаил от семьи — пусть забирает.

— Я бы вам, Кира Дмитриевна, посоветовал все-таки обратиться к адвокату — дело то серьезное.

Кира согласно покивала головой — следят за ней двадцать четыре часа в сутки, а алиби предоставить не могут — на кой они тогда нужны?

— Давайте я вас довезу до машины, — предложила она, включая зажигание.

Мотор бесшумно заработал, и Кира вновь порадовалась едва различимому звуку.

Плавно тронувшись с места, «Ягуар», как по маслу, покатился по дороге и также плавно затормозил напротив машины Федина.

— Кстати, все хотел спросить: с чем вас должен был поздравить ваш муж? Почти бывший, — поправился Федин, выйдя их машины и заглядывая в открытую дверь.

— Вообще-то, вчера у меня был день рождения.

— Поздравляю! С меня подарок.

— Спасибо.

Старенькая «Нива» долго маялась, ожидая хозяина, и шикарный, сверкающий «Ягуар», остановившись рядом, не прогнал эту маяту, а сделал ее еще тягостнее — к ожиданию прибавилось сознание своей старости и от этого сознания уныние начало растекаться по всем проводкам и трубочкам усталой, замученной машины.

«— Хоть бы помыл меня, — обиженно подумала «Нива», кося круглым глазом на заморского принца».

Но красавец Леопольд даже не заметил вздыхающую замарашку. От этого «Нива» совсем расстроилась и долго-долго не хотела заводиться, мстя хозяину за свой неприглядный вид.

40

Все утро, лежа в кровати и терпя ежедневные процедуры, Павел думал о своем «чудесном сне», как сказала бы «его бывшая», а может быть, после сегодняшней ночи уже не бывшая…

Или это был не сон?

Все происходящее ночью было на грани сна и реальности, в темноте больничной палаты, при свете луны и призраков прошлого.

Были ли реальны ее просьба «стань снова моим единственным…» и их бесконечные, волнующие, многообещающие поцелуи, стоит ли принимать их в серьез, а не минутной, женской слабостью, навеянную тоской по ушедшей любви и желанием хоть на минуту воскресить то упоительное чувство единения тел и душ…

Конечно, Павел думал не такими красивыми словами — так думала бы его «ночная гостья», но смысл его мыслей оставался таким же.

Верить или не верить в случившееся чудо?

Ведь у нее роман…

И она любит Валентна…

Или не любит?

А со мной у нее что?

Роман или все-таки любовь?

Нет, пока рано говорить о любви — пусть этот поцелуй будет первым шагом на пути к ней…

…Последний раз он целовал эту женщину в другой жизни, в той, которая закончилась, когда его машина без тормозов летела в овраг.

Сколько лет прошло после этого несчастного случая? Год? Два? Неужели меньше двух месяцев?

Нет! Целовал он ее не в прошлой, а позапрошлой жизни — прошлая началась сразу же после их расставания: он уехал, а она вышла замуж, сейчас медленно течет настоящая жизнь, а скоро, возможно, начнется новая, будущая — вот сколько жизней человек может прожить за одну отведенную ему жизнь.

Любил ли он эту женщину?.. Об этом он старался не думать. Она была частью его жизни, позапрошлой, прошлой и настоящей — в будущее он предпочитал не заглядывать — и олицетворяла собой оптимизм, веру, стойкость и уверенность, так не хватающих ему сейчас.

Когда ее не было рядом, он замыкался в коконе своей боли и окружающий мир переставал для него существовать — сюда в изолированный, больничный мирок не долетали проблемы большого города, а если и долетали, то решали их отнюдь не пациенты. Здесь шла своя тихая, размеренная жизнь с собственной болью и единоличной борьбой с болезнью, но поскольку болезни, как таковой у Павла не было, и бороться ему было не с чем, то он просто лежал, проживая положенное время.

Бездействие угнетало, расслабляло и, если хотите, развращало — из бойца он постепенно превращался в брюзгу и лентяя. Он злился на себя за это, но ничего поделать с собой не мог — все было к его услугам: медсестры, нянечки и личный медбрат — зачем пытаться что-то сделать самому, напрягаться и прилагать усилия, когда за тебя все готовы сделать другие.

Так было до тех пор, пока в палате не появлялась Кира Чичерина. Вместе с ней в его серое, болезненное существование входила настоящая жизнь: с ее проблемами, запахами, веселым смехом и разговорами ни о чем и обо всем сразу, с новыми, глянцевыми журналами и семейными фотографиями.

Своих интересов и забот у него не было — если не считать ежедневные процедуры, уколы и консультации медицинских светил, поэтому он жил ее жизнью, растворялся в ее заботах, пытался решать ее проблемы и даже поругивал, «как старший по званию». Она выслушивала, спорила и не подчинялась.

Не подчинялась и все тут!

Он уже начал считал ее своей…

А у нее «случился» роман!

Роман с его другом, соратником, сослуживцем, которому он доверял, а тот забрал у него его женщину.

Что мог сделать он, прикованный к инвалидной коляске человек, что-то среднее между мужчиной и овощем?

Набить ему морду? Смешно…

Уволить с работы — подло.

Возможно, это ее шанс быть счастливой… без него!