Читаем Птички в клетках (сборник рассказов) полностью

Целый час он сидел на телефоне, обзванивая одну гостиницу за другой. Съездил на вокзал, обзвонил все авиакомпании, наведался в аэропорт. Хотя и понимал, что дело гиблое. Похоже, я и сам ненормальный, подумал он. Он вглядывался во всех блондинок, которые попадались на пути: их в городе было видимо-невидимо. Шумный городской день уже близился к концу, и он капитулировал. Он любил поговорить о себе, но рассказать об этом дне у него не хватило бы духу. Вернуться в номер тоже не хватило духу. Вместо этого он расположился в вестибюле, пытался читать газету, жестоко укорял себя и впивался глазами в каждую проходящую женщину. Не мог есть, пить и то не мог и, в надежде нечаянно встретить ее, дошел пешком до зала, где ему предстояло выступать. Раз-другой ему померещилось, будто она совсем недавно проходила здесь и на тротуаре в двух-трех местах еще виднеются ее следы, — как насмехался он за это над собой! И вот чего он не мог понять: ведь такие женщины, приземистые, некрасивые, совсем не в его вкусе. А уж без одежды она, наверное, и вовсе страхолюдина. Он пытался освободиться от наваждения, вызывая в мозгу похотливые образы. Они рассеивались, и она возвращалась вновь — преображенная, похорошевшая. Она рисовалась ему то статной брюнеткой, то молоденькой блондинкой, то соблазнительно округлой, то по-спортивному поджарой; цвет ее глаз и тот менялся. Пока его представляли, он обшаривал глазами зал, ряд за рядом, ни одного не пропустил, и выражение лица его, к вящему изумлению публики, то и дело менялось, переходя без всяких видимых причин от надежды к презрению. Он встал.

— Дамы и господа! — начал он. Он знал, что произнесет свою лучшую речь. И не ошибся. Он взывал, молил, пугал, вещал. Молил ее вернуться.

После долгих споров, которые почти не слушал, он вернулся в гостиницу. Никуда не денешься, придется идти в своей номер — какая в этом издевка! Он отпер дверь номера — и номер действительно встретил его издевкой, и еще какой! Горничная постелила постель на ночь, и на ней лежала кукла — ноги благонравно сдвинуты, дурацкие глазищи таращатся на него. Ему казалось, они моргают. Она забыла здесь куклу. Оставила здесь свое детство.

Свадьба

© V. S. Pritchett 1979

Перевод С.Белокриницкой


Ярмарка кончилась. Последних коров и овец, от которых валил пар под теплым июньским дождем, погрузили на машины или гуртами погнали по окраинным улочкам городка, пропитавшимся запахами скота, пива, мелких лавчонок и женской косметики. Фермеры отъезжали, оставляя за собой клубы выхлопов.

Том Флетчер, сорокалетний вдовец с непокорным вихром каштановых волос на макушке и решительно нахмуренным лбом, тоже отъехал, но у открытой двери в пивную "Лев" вылез, набычился, точно собираясь броситься на посетителей, и заорал:

— Поехали, Тед, оставь баб в покое до субботы!

Долговязый Тед Арчер вышел и уселся на сиденье.

— Раньше это была паршивая забегаловка. Новые хозяева навели порядок, — сказал Арчер.

Они проехали двенадцать миль по дороге вокруг подножия Скора — невысокой горы, которая лесистой глыбой вздымалась над шиферными крышами Лангли. Местным ребятишкам Скор казался головой старика — когда они вырастали, этот образ теплым воспоминанием погружался на дно памяти. Каменоломня на склоне была похожа на рот. Сегодня потоки дождя выбегали из-под деревьев и вливались в ручьи, извивающиеся под горой.

Въезжая по отлогому подъему на Пол-кросс, Том с Тедом увидели женщину: она появилась из-за лиственниц и шла быстрым шагом, держась очень прямо. У нее была гордая посадка головы.

— Видать, Эффи Томас большая охотница до этого дела, коли в такую погоду отправилась в лес, — сказал Тед.

— Ну, гадство, — сказал Том масленым голосом, словно смакуя лакомый кусочек. — Не иначе, кто-то замочил себе коленки. Только протри глаза, Тед! Какая же это Эффи, та разве держится так прямо? Это миссис Джексон из школы, учительница моей Мэри. Я бы десять фунтов дал тому, кто в воскресный день заманит ее на Скор и стянет с нее колготки. Напичкала мою дочку разной французской дребеденью. Кому она нужна? Не с коровами же по-французски разговаривать, черт побери! Послушай, а почему бы тебе не жениться на этой учительнице?

— Она уже была замужем, — сказал Тед.

— То-то и оно. Стало быть, ей неймется.

Они поравнялись с учительницей, и она отскочила в сторону. Вид у молодой женщины был суровый и потому особенно соблазнительный.

— Залезайте в машину, миссис Джексон, пока дождик вам не испортил прическу, — учтиво произнес Флетчер. — Устраивайтесь сзади. Мы вас подбросим. Не бойтесь. Тед сидит со мной впереди, и я связал ему руки.

— Я с удовольствием гуляла по свежему воздуху, но так и быть, спасибо. Воспользуюсь вашей любезностью.

— Пользуйтесь всем, пока можете. Свинью-то мы продали.

— Здравствуйте, миссис Джексон, — сказал Тед, когда она забралась в машину и они поехали дальше.

— Слыхали? Это он говорит по-французски, — сказал Том. — Посмотрели бы вы, как кидаются врассыпную его телки, заслышав французскую речь. Будто слепень ужалил их под хвостом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги