У этой же стены находится кровать. Постельное белье на ней нежно-розовое, коё проминается под детским локотком – маленькая девочка, приподнявшись, испугано смотрит с кровати.
На дальней стенке комнаты висит холст с пышными подсолнухами; среди них есть как и большие, с распустившимися головами, так и маленькие бутоны, которые пока даже и не планировали цвести. Под картиной располагается диван – здесь лежит женщина, заслонив лицо руками.
Александр переносится в центр комнаты, где изображает мужчину, сидящего на полу. Голова его опущена. Рядом с ним стоит ведро с красной водой. Он обеими руками трёт пятно на ковре. Несмотря на неподвижную сцену, заметно, как темное пятно въедается в ковёр, впуская в него свои обжигающие алые корни.
Издалека облако казалось объёмной фигурой, которое, в свою очередь, принимало внешность ни то льва в прыжке, ни то обезглавленного кентавра. Природа ради забавы, будто усмехаясь над самыми искусными скульпторами, а может и наоборот, вдохновляя их, часто воздвигает монументы застывших в движении зверей с такой тончайшей виртуозностью, что даже их неподвижные облики колышутся под свирепым дыханием; и чем более она пытается скрыть их томящуюся силу, тем более она этот пламень выдаёт. По мере приближения непонятное существо медленно рассеивалось, разбавляя тёмный воздух сероватыми оттенками. Вскоре птица взмахивала крыльями среди прохладной дымки.
Вылетев из призрачного монстра, вдруг что-то тёплое сковало Арга и швырнуло в сторону. Все попытки овладеть ситуацией были тщетны: ветер схватил его за крылья. Могучий поток не отступал так же и перед острым клювом птицы.
Блестящий диск, который пару секунд тому назад был прямо перед глазами пернатого, уже медленно подкрался к его лапкам. И в тот момент, когда они вот-вот должны были соприкоснуться, Арг предпринял попытку во что бы то ни стало вцепиться в шероховатую поверхность острыми когтями; но и этому не суждено было случиться, ибо диск мгновенно проваливалился вниз. Спустя несколько секунд диск показался уже откуда-то сбоку, хотя стал более походить на серебряный щит с испещрённой впадинами поверхностью, которая аж в некоторых местах осыпалась слоями. Однако наш крылатый друг был вовсе не в состоянии заметить подобных деталей, ведь он кружился безостановочно. В его глазах сверкали лишь пёстрые точки и проволоки, выделяющиеся среди ночной тьмы – всё это сливалось в яркие бегущие дорожки, что кружило ему голову. Чутьё подсказывало птице, что концентрируется нужно на самом большом предмете, некогда блестящем диске и серебряном щите, самом ярком светиле, которое источает холодный свет – это единственный четкий ориентир в пространстве. Видя его чуть выше клюва, можно было бы уверять себя в том, что снизу находится земля с её отражающимися реками и горящими городами.
Все эти размышления о том, где находится твёрдая поверхность, были излишне, ибо поток тёплого воздуха мчал птицу прямо к земле. Ведомый ветром был все ещё не в силах овладеть крыльями. От надвигающейся гибели его бы спасал лишь один взмах, однако оцепеневшие крылья не слушались его. Наш пернатый друг готовился встречать смерть, как ветер вдруг изменил направление и, плавно изгибаясь полудугой, понёсся уже параллельно земле.
Воздушный поток принялся блуждать по ослепительно-ярким улицам с птицей в руках. Они вместе погружались в оживленную атмосферу и восхищались удивительным контрастом – не так давно они находились высоко-высоко, там, где веяло умиротворением и надменностью, там, откуда суета улиц казалась чем-то несоизмеримо крошечным и нелепым, а теперь они с детской радостью ныряют под провода фонарей.
Так ветер, лаская в своих тёплых объятиях, вернул птицу домой.