Да, встать получается. Поднялась, огляделась, виновато глянула на Саена и сама удивилась. Как легко ей теперь смотреть в глаза хозяину! Раньше что-то внутри буквально дергало и сдерживало, и любой прямой взгляд давался с невероятным трудом, будто приходилось преодолевать какой-то барьер. А теперь так просто, так легко. Она что? Перестала быть рабыней?
— О, Птица, ты правильно мыслишь. Ты перестала быть рабыней. Осталось только осознать это полностью и перестать думать, как рабыня. Ты свободна, можно сказать, почти полностью свободна. Осталось только вывести твои цветочки. Возьмемся? Ты согласна, чтобы я свел твою татуировку?
Птица кивнула и поняла, что Саен хочет, чтобы она произнесла это вслух. Вот так легко и просто поняла хозяина, будто всю жизнь знала его и была рядом с ним.
— Да, давай сведем. Мне не жалко, я не хочу их больше.
— И не боишься?
— Нет.
Создатель, как стало легко разговаривать! Как будто язык обрел новую свободную жизнь. Птица уставилась на Саена и потрясенно повторила:
— Я не боюсь. Я хочу свети эти цветочки.
Саен улыбнулся и заметил:
— Хорошо разговаривается, да?
— Удивительно. Что это было? Что ты сделал?
— Прогнал духа, которого привязали к тебе еще тогда, когда совершали обряд над тобой и Травкой.
— А у Травки тоже есть такой?
— Вполне может быть. Я его пока не чувствовал. А вот твой был силен, ничего не скажешь, я понял, что он есть, как только увидел тебя в Линне. Но без твоего желания я не мог ничего поделать, а ты тогда уж очень хотела служить Набаре. А теперь?
— Я была глупой.
— Согласен, — усмехнулся Саен.
Глава 10
Ножик казался совсем маленьким. Блестящий клинок отражал и полочки, и шкафчики, и даже деревянные балки потолка. Рукоять — цельный кусок темного дерева, покрытого то ли маслом, то ли воском. И очень тонкие, замысловатые резные узоры.
— Это колдовской нож? Узоры на нем несут заклятие? — спросила Птица, наблюдая, как Саен нагревает блестящее лезвие на огне.
— Ничего они не несут. Запомни, Птица, в Каньоне никто и никогда не пользуется колдовством. Любое заклятие, что совершается, призывает Темных, берет силу у них. В мире ничего не бывает просто так, здесь все уравновешено, все создано гармонично и все существует по правилам. Люди не умеют совершать ничего необычного и сверхъестественного. У людей есть своя сила, своя энергия, и она тоже имеет значение, она тоже может многое совершать. Только люди об этом не знают. И желают получить силы и способности Темных. Потому и прибегают к колдовству и к магии. А у людей есть своя магия, если можно так сказать, и Темные сами были бы не прочь этим обладать, да не могут. Не дано им.
— Что это за человеческая магия? Не бывает такого.
— Как не бывает? Люди умеют любить, и любовь придаем им необыкновенную силу. Невидимым это не дано. Я не говорю о любовных утехах, я говорю о другой любви. Когда человек становится очень дорог, когда хорошо понимаешь его и чувствуешь, когда не мыслишь жизни без него.
Саен грустно улыбнулся, повернул нагретое лезвие другой стороной и добавил:
— Есть любовь матери к своим детям, когда мать готова отдать жизнь за детей. Это огромная сила, и Невидимые не могут ее преодолеть.
— Любовь матери? — рассеяно спросила Птица.
— Ты помнишь свою мать?
— Почти не помню. Какие-то смутные обрывки в голове. Обоз помниться, дорога, мужчины с синими бородами — вот и все.
— Это все очень не правильно, — тихо ответил Саен и вытянул ножик из огня, — каждый должен помнить свою маму. А еще лучше, когда родители живут долго и с ними можно поговорить, посоветоваться. Да просто посидеть вместе — и то хорошо.
— Зачем ты нагрел его? — тихо спросила Птица, стараясь унять дрожь в руках.
— Не бойся, я не стану срезать кожу с тебя. Это особые татуировки, их не срезают, их распутывают. Когда-то мне приходилось делать такое дело. Это не просто, но должно все получиться. Я постараюсь взять часть боли на себя, но все равно будет не приятно. Придется потерпеть, ладно, Птица? Справимся?
Голос его потеплел, он глянул спокойно и ласково, после пояснил:
— Ножом я постараюсь подцепить край вязи. По правилу тут каждый цветочек связан с другим, мне надо будет найти начало татуировки. А прокалил я нож для того, чтобы не занести тебе инфекцию в рану. Ну, грязь не занести в ранку. Ты как, готова?
Закусив губу, Птица кивнула.
Саен взял ее за руку, всмотрелся в рисунок на плече и заговорил, медленно, немного растягивая слова:
— Работа красивая, ничего не скажешь. Мастер, видать, делал. Но небольшая, что хорошо. Я как-то распутывал приличный такой рисунок с зменграхами. Несколько зменграхов было нанесено. Пришлось целый день потеть, а после пальцы свои лечить. Нить татуировок жжет сильно, с ней надо уметь справляться и уметь гасить ее жар. Я тогда этого не знал, уже после прочел в одном из свитков знакомого мага.
— У тебя есть знакомый маг? — спросила Птица, чувствуя, как дрожит ее голос.