Птица-хохотунтья.

— О, дорогой Бертрам, — отвечает ему Кинги, с абсолютно бесстрастным лицом. — Знаете, он был моим мальчиком на побегушках в Итоне. Не знаю почему, но все его звали «опущенным Бертрамом».

Сэр Ланселот едва заметно вздрогнул, крепче сжав в руке стакан, огляделся вокруг. — Не слышал ли кто, что он знаком с таким человеком? — И перевел разговор на другую тему:

— Я очень рад, что нам удалось так успешно решить эту проблему с хохотуньями. 

— Нам здесь, обычно всегда удается справляться с проблемами на благо острова. Но, позвольте заметить, сэр Ланселот, что, в данном случае, я оценивал вас как разумного, конструктивного и сочувствующего Зенкали человека.

— Спасибо, спасибо, — сэр Ланселот покраснел от удовольствия. — Я рад слышать это, ваше величество! Нами, защитниками природы, обычно недовольны все, и бизнес, и правительства, и обыватели. Нам очень трудно убеждать людей, что мы действуем в их интересах. Люди думают, что мы помешались на любви к животным, ставя их интересы выше интересов человека. Это совсем не так, ибо защита природы — это защита человечества.

— Согласен. По-моему, все, что здесь произошло, лишний раз подчеркивает сказанное вами. Без понимания биологической архитектуры нашего острова, мы могли бы в одночасье погубить и его экономику, и самих себя.

— И надо понять, — подчеркнул сэр Ланселот. — Что произошедшее здесь происходит во многих других местах,  происходит во всем мире, но происходит, чаще всего, с гораздо менее счастливыми результатами.

— Хорошо, что я здесь, на Зенкали, обладаю достаточной властью для принятия важных решений, — глаза Кинги заблестели. — Я всегда считал, что в большинстве стран мира власть слишком распылена, чтобы быть эффективной. Демократия по-своему хороша, но подчас при помощи диктатуры — в мягкой, разумеется, форме — можно добиться большего.

— Возможно, что так, — с сомнением сказал сэр Ланселот. 

Кинги заметил подошедших Питера и Одри, обнял их за плечи и пророкотал:

— А вот и парочка, благодаря которой все закончилось благополучно.  Одри, моя дорогая, по твоему особенно счастливому, сияющему виду можно предположить, что мистер Фоксглав решил поступить как честный человек и сделал тебе предложение. Это так?

— Да, — улыбнулась Одри. — И, я решила, что больше всего он нуждается в ворчливой жене.

— Ему следует радоваться, что на него будет ворчать такая красавица. Открою секрет: наш благодарный остров преподнесет вам в качестве свадебного подарка плантацию деревьев амела.

— О, Кинги. Вы так щедры! 

— Скорее предусмотрителен. Я надеюсь, что благодаря этому Зенкали станет вашим родным домом навсегда.

— Если я вас поцелую, это будет считаться «оскорблением величества»? — спросила Одри.

— Будет считаться «оскорблением величества»,  если ты этого не сделаешь, — твердо заявил Кинги.

— Ну, Питер, пошли, сообщим о нашем решении папочке. 

— Да, и скажи своему отцу, что, если он напишет еще что-нибудь непристойное обо мне, я выгоню его с острова. Действительно, «Король имеет Бога в саду». Такие двусмысленности могут испортить репутацию короля, да будет вам известно.

…Под гигантской бугенвиллеей плавно покачивался королевский гамак, в котором восседали Ганнибал и Джу. Рядом с ними, на корточках, сидел Симон Дэмиэн.

— Ну, уважаемый и обожаемый предок, у меня для тебя новость. Наш замечательный король собирается подарить нам с Питером плантацию амела!

— Плантацию амела? Я не потерплю, чтобы моя дочь позорила отцовские седины, живя во грехе на плантации Амелы у него под самым носом.

— Кто сказал что-нибудь о жизни во грехе? — Возмутилась Одри.

— Ты хочешь сказать, что у моей дочери хватило глупости позволить этому неопытному юнцу уговорить ее вступить в брак? Пресвятая Матерь Божья, это едва ли не хуже, чем жить во грехе.

— Я за то, чтобы согрешить, — Джу была настроена практично. — В конце концов, если бы в мире не грешили, я бы осталась без работы. Но, я надеюсь, у вас все серьезно? Могу я вас обвенчать? 

— А где же еще им связать себя узами брака, как не у тебя? — Вступил в разговор Ганнибал. — О Господи! Ведь это означает не только то, что я теряю единственную девушку, которую искренне любил, но и то, что ты Питер будешь моим помощником следующие девяносто лет.

— На все воля Божья, — ответил Питер.

— Что ж, — продолжил Ганнибал, — теперь вся эта суета, которую ты и затеял, улеглась,  у тебя, Питер, появится свободное время — если, конечно, эта девчонка оставит тебя хоть на время в покое. И у меня к тебе будет вот какое задание. Я задумал выпуск нового, исправленного издания моей книги.

— Это какой же?

— «Зенкали. Фрагментарный путеводитель для случайного приезжего».

— Так это… ваша?! — изумился Питер. 

— «Ваша»! Ты еще спрашиваешь «ваша»! Ну а кто еще на острове, по-твоему, обладает такой эрудицией и таким блестящим знанием английского, чтобы проделать столь титаническую литературную работу? — спросил Ганнибал.

— Так вы действительно собираетесь готовить новое, исправленное издание?

— Безусловно, с твоей помощью.

— Но вы не будете возражать, если мы сначала проведем медовый месяц?