Читаем Птица колибри зимы не боится полностью

— Нет, мы должны обязательно их помирить! — воскликнула я. — Пусть сами решат, хотят они сейчас свадьбу или на потом отложат, или вообше решат просто так съехаться и жить вместе. И пусть живут. Квартира есть, жильцы из нее съезжают. Ольга с Яриком притрутся, посмотрят, хорошо ли им вместе, так сказать, одним домом.

— Конечно, — согласился Митя. — Это будет уже их решение. В общем, ты, Колибри, проводи воспитательную работу с Ольгой, прояви свои педагогические способности. А я займусь Яриком.

То ли Митины педагогические способности оказались куда лучше моих, то ли Ярик был больше влюблен в Ольгу чем она в него, то ли и впрямь оказался виновен в их ссоре, но он уже на следующий день позвонил моей сестре и попытался помириться. Не тут-то было. Ольга не стала с ним разговаривать, бросила трубку, после чего у нее опять началась истерика, и я поняла: помириться-то она хочет, однако, видимо, все еще сильно обижена на жениха и пока не находит сил переломить собственную гордость.

Я пыталась ее убедить, но она меня не слушала, и я вновь обратилась к Мите:

— Попробуй-ка ты. Ольга тебя уважает. И вообще, иногда человек со стороны бывает убедительней, чем близкие родственники.

Митя усмехнулся:

— Кто из нас, интересно, замдиректора гимназии?

— Понимаешь, педагогические приемы почему-то лучше действуют на чужих детей. Учительницу послушаешься, а маму не всегда. И случай тут специфический. Если ты Ольге расскажешь, как Ярику без нее плохо, тебе она поверит скорее.

Митя улыбнулся:

— Да, Колибри, педагогические способности у тебя — таки есть. Пожалуй, ты права. Только я вот боюсь… — На лице его отразилось смущение. — Твоя сестрица, если я ей позвоню, сразу меня подальше, как Ярика, не пошлет? А то я уже давно заметил: характер у нее будь здоров.

— Тебя не пошлет, — заверила я, но потом добавила, — во всяком случае, мне так кажется. А что у них с Ольгой все-таки вышло? Удалось хоть в общих чертах выяснить?

— Как я и предполагал, совершенная чушь, — устало произнес он. — Но именно из-за подобной чуши иногда и рушатся отношения. Особенно, если стороны не желают друг друга слушать. Понимаешь, Ярик в старших классах школы встречался с девочкой. Первая любовь. Потом они расстались. А теперь ее семья решила в Штаты перебраться. И ей приспичило с Яриком прощание устроить. Романтично, да? Мой умник и согласился. И, главное, скрыл от Ольги. Видите ли, не знал, как она отнесется. И вообще, мол, это его личное прошлое. Он и объявил твоей Ольге, что до позднего вечера готовится к экзамену у приятеля. А сам, представляешь, Катя, конспиратор, — Митя покрутил пальцем возле виска, — повел свою бывшую пассию в кафе возле университета, где они обычно с Ольгой сидят. И, по закону подлости, ее, разумеется, туда занесло с подружкой. Ольга их и застукала, нежно так беседующих. И после никаких объяснений от Ярика слышать не хотела.

— Митя, тем более тебе обязательно нужно с Ольгой поговорить! — уже не сомневалась я.

И он обещал, что попробует.

Уговорила на свою голову! Вот уж поистине ходит птичка весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего никаких последствий. На следующий же день настала моя очередь рыдать. Я рыдала у Геты, сбежав к ней из собственного дома. Моя жизнь второй раз оказалась разрушена. Полностью и окончательно! И снова из-за Ольги. Жить не хотелось. Совсем. Ибо на сей раз не для кого и не для чего было даже стараться.

Митя ворвался ко мне в квартиру в состоянии полной ярости. Увидев его, я страшно удивилась. Неужто он так разозлился из-за того, что не ему удалось уговорить Ольгу? Гадать мне, однако, пришлось недолго.

Едва войдя в комнату, Митя начал кричать:

— Ты опять мне все наврала! А я тебе опять поверил! Второй раз голову в петлю засунул! Ничему не научился!

Он с такой силой грохнул кулаком по столу, что я невольно вздрогнула и попятилась, а Романовы розы — стойкие оказались, будь они неладны, до сих пор не завяли! — подпрыгнули вместе с вазой.

— А-а-а! — прохрипел Митя. — Вижу, все вижу! И цветочков надарил! Щедрый парень!

Выхватив из вазы букет, Митя вышвырнул его в распахнутое окно.

— Нечего тут атмосферу портить! — взревел он.

Я ничего не понимала, однако его поведение начало меня раздражать. И я не выдержала:

— По-моему, атмосферу портят не розы, а ты. Что случилось?

— Ага! Цветочки ей жалко! А меня, значит, нет!

Он побагровел, вены на лбу набухли. Я испугалась, как бы его не хватил удар.

— Митя, пожалуйста, сядь и объясни, в чем дело.

Я потянулась к его плечу, но он резким движением отбросил мою руку.

— Не приближайся ко мне!

— Митя, ты можешь толком объяснить?

— А тебе еще нужны объяснения?

— Естественно. Неужели тебя Ольга так довела?

Он хрипло расхохотался. У меня мурашки побежали по телу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза