Читаем Птица колибри зимы не боится полностью

— О Мите! Который теперь стал Дмитрием Сергеевичем! Мы полюбили друг друга, когда нам было двадцать лет. И поженились бы, если бы ты не родилась и мама не умерла. Я отказалась от него, чтобы вырастить тебя! А потом мы опять встретились, когда он пришел к нам с Яриком!

— Почему же вы нам не сказали?

— Боялись. Не знали, как вы отнесетесь. Не хотели вам свадьбу портить! Думали, поженитесь, тогда уж и…

— Кошма-ар! — выдохнула Ольга. — А я ему про Романа наплела.

— Ненавижу тебя! Из-за тебя Митя ко мне никогда не вернется!

Я действительно в тот момент не могла ее видеть и, схватив сумку, кинулась к Гете.

<p>Глава X</p>

Весь путь в такси от дома до Геты я проплакала и когда ворвалась к ней в квартиру, старушка-соседка, знавшая меня много лет, испуганно вскрикнула:

— Катюша, на вас напали?

Я даже ответить ей была не в силах. Гета утащила меня в свою комнату.

— Что-нибудь с Олей-Митей-Яриком?

— Со всеми сразу! — икая, выдавила из себя я, рухнув ничком поперек ее широченной кровати.

— На машине разбились!!! — Гета зажала рот рукой.

— Типун тебе на язык! — у меня даже истерика на мгновение прекратилась. — Живы они, живы! А вот моя жизнь… разбита.

Меня снова затрясло.

— Раз живы, уже слава Богу, — сказала Гета и, повысив голос, добавила: — Перестань реветь и выкладывай.

Но перестать у меня не выходило. Тогда, погремев в холодильнике, Гета сунула мне прямо под нос стакан и жестким голосом приказала:

— Выпей!

Я подчинилась. У меня тут же перехватило дыхание.

— Зачем ты мне водку? Терпеть ее не могу!

— Зато речь прорезалась. Что и требовалось. Ну-ка, выкладывай!

Я начала рассказывать, однако слезы снова полились из меня ручьем и Гетке пришлось опять прибегнуть к шокотерапии.

Дослушав меня до конца, она покачала головой:

— Ну, у тебя, подруга, одни контрасты. То годами одна сидишь, а то целый шведский стол из мужиков. Выбирай — не хочу.

— Уже не из кого, Гетка, выбирать. Да мне и не надо. Мне только Митя нужен!

— Может, еще обойдется. Сейчас он со злости такой. А после очухается.

— Нет, Гетка, нет. Не очухается! Если бы ты видела, как он уходил! Молча!

— Вот это действительно плохо, — покачала головой она. — Получается, у вас с Митей отношения по новому кругу пошли.

— Не пошли, а как раз закончились. На-все-гда!

— Но ты бы хоть постаралась ему объяснить ситуацию. Большое дело: сходила с бывшим мужиком в ресторан.

— Я еще с ним целовалась! — Рыдания снова вырывались наружу.

— Дура! Кто же в таких вещах жениху признается!

— Мне больше врать ему не хотелось. И так враньем своим все испортила.

— Потому что вечно врешь не там, где надо. За сорок лет так и не научилась. Немудрено, что Митя твой взбеленился. Мужской логики не понимаешь? Они ведь собой все меряют. Раз призналась, что целовались, значит, наверняка и спали.

— Он так и подумал! — Горе с удвоенной силой навалилось на меня.

— Хоть бы со мной сперва посоветовалась.

— Как ты себе представляешь? Митя на меня орет, а я тебе звоню? Да что теперь вообще обсуждать. Он уже никогда ничему не поверит. Да и не знаю, что Ольга там ему наплела про наши отношения с Романом.

Я снова билась в истерике. Гетка кинулась к холодильнику за новой порцией шокотерапии.

Водка, наложенная на потрясение и почти пустой желудок, оказала на меня странное действие. Настал вдруг момент, когда плакать мне резко расхотелось. Категорически расхотелось. Однако слезы лились. Совершенно отдельно от меня. Впрочем, я их уже не замечала и не обращала внимания.

Мне хотелось действовать. В голове сложилась четкая программа. Сию секунду звоню Роману и объявляю, что согласна на все. Мы с ним женимся и уезжаем в Канаду. Ольгу с собой не беру. Пусть сперва доучится. А начнем с того, что я сейчас хлопну еще рюмашку и поеду отдаться Роману. Так сказать, обрублю все концы и начну новую жизнь. Что Митя считает, то и получит! Считает, что я с Романом переспала, вот и пересплю. Мужик он хороший, добрый. А мне прикажете до старости ждать неземного счастья? Да нет его, было и ушло. Теперь начну строить жизнь, как все.

Где же у меня телефон Романа? Ведь он мне оставлял. Я вытряхнула на стол содержимое сумки, и, перебирая его, изложила свой план Гете.

— Отдамся. Прямо сейчас отдамся. — Язык у меня заплетался, твердые согласные выговаривались с трудом, но мне казалось чрезвычайно важным и нужным довести до ее сведения все, что собираюсь в ближайшее время проделать. — Гетка, ты понимаешь, если не сегодня, то я и его упущу.

— Погоди!

Гетка встала и принесла небольшое зеркало, которое ткнула мне прямо в физиономию:

— Посмотри на себя, Катерина. Куда ты такая зареванная? Глаза опухли. Нос картошкой. Кто тебя в таком виде возьмет отдаваться? Да Роман испугается и сбежит. Давай-ка ты сейчас еще рюмочку выпей, а потом баиньки. Выспишься как следует, утром марафет наведешь и при полном параде придешь отдаваться. Вот это и впрямь красиво будет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза