Птица-лира

В темноте мелькали образы матери, Гаги, Тома. Все, что она могла сказать им, что, вероятно, должна была им сказать. Поначалу, когда она перебралась в коттедж, отношения с Томом складывались непросто. Он еще меньше был приучен к человеческому общению, чем она. Лора была с ним деликатна, присматривалась к его манерам, устраивалась почитать, когда он хотел дольше посидеть с ней, но не был в настроении болтать. С годами он все чаще задерживался у нее в гостях и даже соглашался пообедать. По четвергам она готовила специально для Тома, в надежде, что у него найдется время поесть. Часто они сидели в полном молчании, он размышлял о чем-то, она пыталась распознать в отце свои черты. А в другой раз они говорили не умолкая – о природе и спорте, о чем-то, что она прочла в журнале или слышала по радио. Хотя вроде бы скрывалась она, но именно от Лоры Том получал новую информацию о мире. Его собственный мир сводился к ферме, а ее – еще более тесный – к дальнему коттеджу на этой ферме, но она слушала радио и читала, а потому всегда была подключена к внешним событиям. Лишь бы Том не забывал покупать батарейки. И она замечала, что к ее болтовне он прислушивается с удовольствием. Может быть, тоже присматривался и находил в ней свое. Том редко смеялся, но он был простодушен и добр, умел слушать, еще лучше умел наблюдать. В этом они были схожи. Она стала вспоминать, как он в последний раз попрощался и ушел, махнул ей рукой, перед тем как скрыться за деревьями, по пятам за ним бежал Мосси. Обещал вскоре зайти починить окно в коттедже. Он часто бродил по дому, что-то чиня или намечая в ремонт, отпихивая с дороги то, что ему мешало. Поначалу Лоре это казалось невежливым, мог бы уделить больше внимания ей самой, но потом она поняла, что таким образом он старается помочь и даже проявить заботу. Он был ее единственным другом на протяжении этих десяти лет, и она полюбила его.

Мосси, Рори, залихватская усмешка на красивом лице – парень поднимает ружье и стреляет в зайца. Вскрик раненого зайца. Заяц был далеко, а ружье выпалило прямо у нее над ухом, но Лора отчетливо слышала этот вскрик. Прощание с жизнью.

Жестокий мир.

Зачем она решилась выйти в этот мир? Куда пойдет?

Она понимала, что впереди куда более длинный путь, она прошла лишь малую часть. И пока еще можно вернуться. Мост качается, веревочный непрочный мост, его шаткие подпоры рухнут, если возрастет вес. И Джо, до того похожий на Тома, что сначала она подумала, это и есть Том. Его сердитые крики, совершенно непривычная для нее интонация. Глаза Лоры сами собой распахнулись. Она почувствовала близость Соломона – представила себе, как он смотрит на нее, как прижимает ее к себе на стрельбище, пытается увести в безопасное место. Сильные руки обхватили ее. И даже когда он не дотрагивался до нее, она ощущала его присутствие. Чувствовала руку, обнявшую ее и уводящую от опасности.

Куда ведет ее путь, она пока не знает. Но назад не вернется, это она твердо решила.

Глава семнадцатая

В Дублин они добрались вечером. За всю дорогу Лора не обмолвилась ни словом, хотя Соломон несколько раз окликал ее, хотел знать, как она себя чувствует, не нужно ли ей выйти из машины. Когда звуки затихли, он решил, что девушка уснула. Теперь он знал, что во сне она молчит, и в этом знании была какая-то особая близость, как и в самом желании это знать. Никогда прежде ему не требовалось знать о человеке такие подробности. Он в очередной раз глянул на нее в зеркало заднего вида, вздохнул и поудобнее устроился на сиденье.

Он жил на Большом канале, в квартале, где между роскошными офисными зданиями сравнительно недавно появились жилые дома. На первых этажах понатыканы рестораны и кафе, в первое лето после переезда Соломон усаживался с бутылкой пива на балконе и слушал чужие разговоры. Слушал все подряд, все было ему интересно, пока однажды ночью не вспыхнула пьяная свара, и он сглупил: вышел на улицу и попытался вмешаться. Мира он не добился, а фонарь под глазом заработал. И постепенно чужие разговоры стали раздражать. Ничего заслуживающего внимания – болтовня, пререкания, сплетни, неуклюжие парочки на первом свидании, молчаливые многолетние супруги, шумные компании. Он перестал выбираться на балкон, а если выходил, то принимался громко откашливаться или включал музыку, чтобы те, внизу, знали, что над их головами кому-то все слышно.

А потом он вдруг перестал их слышать. Сам не понял, как это произошло, а заметил в первую неделю после того, как Бо переехала к нему. Она не могла уснуть, ей эти разговоры под окном мешали. И днем не могла сосредоточиться на работе, потому что на канале шумели вейкбордисты. За обедом он пытался ей что-то рассказать, но она не слушала. Вдруг вскочила:

– Слышал? – и бросилась к окну, свесилась через подоконник, пытаясь разобрать, откуда донесся привлекший ее голос.

А он сам не заметил, как для него отключился уличный шум. Со временем то же самое, по-видимому, произошло и с Бо. Так оно обычно и бывает.