Птица малая

– Должно быть, сидел за хранение и продажу, – предположил Д. У.

– …a вернувшись, обнаружил в своем доме второго сына, годовалого и очень смуглого. – Эмилио умолк, и все находившиеся в комнате тоже. – Они не развелись. Наверное, он очень любил мою мать.

Эта мысль никогда еще не приходила ему в голову, и он не имел никакого представления о том, как следует воспринимать ее теперь.

– Она была очаровательна. Влюбчивая, как сказала бы Энн.

– И наказание за ее грех ты взял на себя, – тактично проговорила Энн с ненавистью к этой незнакомой ей женщине за то, что позволила этому совершиться, а заодно безмолвно укоряя Бога за то, что послал этого сына не той матери.

– Конечно. Рождаться подобным образом есть проявление дурного вкуса. – Эмилио бросил короткий взгляд на Энн, но тут же отвел глаза. Не стоило, понял он, говорить об этом. Он сам так усердно пытался понять причину, но что мог знать ребенок? Он снова передернул плечами и увел разговор от Елены Сандос. – С мужем моей матери мы играли в игру под названием Выбей Дерьмо из Ублюдка. Название ее я придумал еще лет в одиннадцать.

Выпрямившись, он движением головы отбросил упавшую на глаза прядь.

– В четырнадцать лет я изменил правила этой игры, – проговорил он, наслаждаясь этим фактом даже по прошествии всех этих лет.

Знавший продолжение этой истории Д. У. против желания ухмыльнулся. Он глубоко скорбел о домашнем насилии в Ла Перле и приложил много сил для того, чтобы такие, как Эмилио, местные подростки научились улаживать отношения без ножей. Такая битва бушевала в городке, где отцы говорили сыновьям: «Если кто тебя тронет, порежь ему морду». Такой совет давали папаши, отправляя восьмилетнего сына в третий класс.

– Наш глубокоуважаемый Отец-настоятель, – услышал он голос Эмилио, с удовлетворением рассказывавшего остальным, – в те дни являлся приходским священником в Ла Перле и, конечно, не мог потворствовать семейным ссорам и дрязгам, случавшимся вне зависимости от степени родства участников. Тем не менее падре Ярброу делился некими премудростями с юными аколитами. В частности, заповедями относительно драки при существенной разнице в росте и силе между оппонентами, когда более крупный дерется грязно, для того чтобы быстрее сделать своего маленького противника…

– …тогда бери этого сукина сына, прежде чем он наложил на тебя свои грязные лапы, – закончил за него Д. У. голосом, предполагавшим, что премудрость эта очевидна. На самом деле он преподал парню в спортзале несколько хитрых фокусов. При том что Эмилио был мал ростом, неожиданность являлась необходимой преамбулой некоторых его действий. Тонкость же заключалась в том, чтобы убедить мальчика, что он имеет право на самозащиту в тех случаях, когда Мигель являлся домой в стельку пьяным, хотя при этом не следует приглашать с собой всех ехидных соседских мальчишек.

– …и если трепка, заданная этой заднице, приносит некое примитивное удовлетворение, – продолжал Эмилио с искренним уважением к своему наставнику, – при этом нельзя забывать о воздержании и терпении.

– То-то я гадал, где это вы научились тому, что проделали над Супаари, – проговорил Джимми. – Удивительное было зрелище.

Разговор перешел на одного из знакомых Джимми по Южному Бостону, священника-боксера, принимавшего участие в Олимпийских играх, после чего Д. У. рассказал о своих знакомых, служивших сержантами в морской пехоте. Энн и София затеяли готовить ленч, одним ухом выслушивая описания некоторых запрещенных, но удивительно эффективных приемов, способных стряхнуть сон с вратарей Квебекской хоккейной лиги. Однако разговор вернулся к Знакомству с Жана’ата, как они называли между собой нападение Супаари на Сандоса, и когда объектом его снова стало детство Эмилио, он поднялся на ноги.

– Никогда не знаешь, где может пригодиться старое умение, – проговорил он с окончательной ноткой в голосе, делая шаг в сторону террасы. Но вдруг остановился, усмехнулся и произнес благочестивую максиму: – Неисповедимы пути Господни.

И невозможно было понять, шутит он или говорит серьезно.

* * *

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПО РЕКЕ из Кашана показалось Супаари более быстрым, чем тот же путь из Гайжура. В первый день плавания он просто старался очистить ум от мыслей, обращая все свое внимание на водовороты, плавник, песчаные отмели и подводные камни. Однако уже второй день наполнился раздумьями и удивлением. Его поглощал поток новых фактов, новых идей, новых возможностей, однако он всегда быстро просчитывал варианты и заключал дружеские связи там, где находил их. Эти иностранцы, подобно руна, подчас самым удивительным образом отличались от его народа, и часто их было невозможно понять, однако Хэ’эн действительно нравилась ему – своим живым и вызывающим умом. Остальных он не понимал с такой ясностью, они были только приложением к его беседам с Хэ’эн, переводившим, иллюстрировавшим, подававшим еду и питье, пусть и с произвольными и досадными интервалами. И, если говорить честно, пахли все они одинаково отвратительно.