Рассмотрев раскачивавшуюся на волнах и ныряющую носом крупную речную
Палочки бурой корицы, белые цилиндры, называемые свечами из пчелиного воска, которые можно зажечь, и при этом они производят благоуханный свет, завораживавший Супаари.
A еще чужеземцы дали ему несколько созданных одним из них на бумаге «ландшафтов». Прекрасные вещи, подлинно удивительные. Супаари даже надеялся, что рештар откажется от них – так они нравились ему самому.
Было совершенно очевидно, что иноземцы не знают подлинной цены своему товару, однако Супаари ВаГайжур – человек почтенный и честный – предложил переводчику хорошую цену, одну двенадцатую часть того, что он сам получил от Китхери, то есть цену внушительную. Последовала цепь осложнений. Хэ’эн попыталась настоять на том, что приобретения его являются подарками: катастрофическая ее идея не позволила бы ему перепродавать эти вещи. Маленький ростом смуглый толмач и его сестра с гривой на голове уладили ситуацию, но потом этот… как его там звали? Сахн? Сахндос? – решил вручить пакетики самому Супаари! Что за родители воспитывали этих людей? Если бы Аскама не указала ему передать их Чайипас, чтобы уже та вручила их ему, ВаКашаны полностью лишились бы своей доли от участия в сделке. Шокирующие манеры, однако толмач весьма унизил себя признанием ошибки.
Поскольку ВаКашани принимали у себя посольство чужеземцев и потому имели право на процентную долю от дохода Супаари, деревня сдвинется в очереди на право деторождения почти на год вперед. Супаари не только был ими доволен, но даже немного завидовал. Если бы жизнь третьерожденного жана’ата была столь же проста и прямолинейна, как и жизнь корпорации руна, его личная проблема была бы разрешена. Он мог просто купить право на размножение и приступить к делу, доказав предварительно свою налоговую благонадежность и покорность правительству. Однако жизнь жана’ата никогда не бывала простой и прямолинейной. В душе каждого жана’ата гвоздем сидела непререкаемая уверенность в том, что делами следует управлять, глубоко продумывать, делать правильно, как и в том, что ошибке в жизни разрешена лишь самая малая область. Традиция несет в себе безопасность; но перемена всегда опасна. Это ощущал даже Супаари, хотя он нередко отрицал инстинкт, и всегда к своей выгоде.
Сказатели утверждали, что Ингви сотворил на острове первых пять охотников жана’ата и первые пять стад руна, причем равновесие нетрудно было нарушить, и ценой ошибки управления могла стать общая гибель. Пять раз ошибались охотники и их жены: оставляя течение дел власти случая, убивая бездумно, умножая количество своего народа без ограничения, и каждый раз все было потеряно. Лишь на шестой раз Всеотец Тикат узнал, как нужно обращаться с руна, и Са’архи, мать наша, стала его супругой, и их переправили на материк и дали им власть. Рассказывали разное о Па’ау и Тиха’ай и первых братьях и так далее. Но как знать, есть ли какая-то правда в этих преданиях? Однако Супаари скептически относился к подобным россказням. Цикл Ингви слишком удачно объяснял необходимость сохранения права на рождение потомков за двумя детьми, и слишком удобно сохранял за первородными и второродными власть над миром.
Но не важно, растут ли легенды из посеянных в прошлом семян, или рождены исключительно эгоистическими интересами правителей, думал Супаари, мир таков, какой он есть. И если он принадлежит к третьеродным, то как тогда убедить рештара Галатны в том, что Супаари ВаГайжур достоин возведения в сан Основателей? Дело деликатное, требует тонкости и хитрости, ибо рештари редко проявляли щедрость в отношении предоставления другим права, в котором было отказано им самим.
Тем не менее Хлавин Китхери должен поверить в то, что наделить этим правом Супаари ВаГайжура выгодно и ему самому. Головоломная задача для тебя, Супаари.
И он отставил загадку в сторону, ибо погоня может направить добычу не в ту сторону. Лучше продвигаться вперед, ждать, когда сама собой откроется возможность, не тратя сил на безумные броски и недостойные ухищрения. Удача, как он знал, сама приходит к терпеливому.
ПОСЛЕ ПЕРВОГО ВИЗИТА СУПААРИ иезуитская миссия погрузилась в рутину, сделавшую второй полный год, проведенный ими на Ракхате, настолько продуктивным и удовлетворительным, насколько можно было только надеяться.